Жертва

Миранис верил, что хариб не выдаст секрета и о его постыдной слабости никто не узнает. Надо же верить, хоть во что-то.

***

На десятой жертве все сдались. И виссавийские хранители смерти, и молчаливые жрецы Айдэ, и, судя по всему, сам Арман. Кадм убивал, Арман запечатывал магией ритуал, и новый дух взмывал вверх, защищая людей и артефакты в очередном замке. Все шло как по маслу, Кадм по сути, не возражал: хладнокровно убивать ему не впервой, а жертвы заслужили, иначе их тут бы не было. Без ритуала они ходили бы у грани долго, вымаливая прощения у Айдэ, после ритуала уйдут легко и быстро, как только истечет их срок служения и покаяния.

Сделка. Ничего более. Добровольная, оттого еще более безжалостная. Жрецы Айдэ, молчаливо помогающие им виссавийские служители смерти. И свидетели, которых Кадм лично видеть не хотел: опасные и ловкие люди главы темного цеха.

Откуда Арман знал главу, Кадм понятия не имел. Даже у него не было таких опасных и полезных знакомств. Хотя, наверное, не помешало бы...

В чем же Кадм не сомневался, так это в лояльности Армана. Этот за род повелителя горы сдвинет... и лишь одно может заставить его остановиться.

Рэми.

Как бы не пришлось однажды братьям выбирать между друг другом и страной. Кадм надеялся, что до этого не дойдет... но кто ж его знает.

Ветер на улице поднялся такой, что захотелось обратно в Виссавию. Снег бил в лицо, сдирал капюшон, и больше всех страдали от непогоды виссавийцы. Кадм не знал, какой идиот соорудил переход посреди поля, перед воротами замка, но мысленно пообещал этому идиоту отомстить. При случае. Во внутреннем дворе замка их встретила тишина. Она же, прикрываясь только выпавшим снегом, глушила шаги гостей, давила мрачными, толстыми стенами и взглядами испуганной до смерти челяди.

Лишь в замке оказалось, что владелец, высший маг, сильно болен, а его наследник, бледный и едва державшийся на ногах от недосыпания, встретил гостей затравленным взглядом и в помятой, давно не сменяемой одеждой.

— Вы выполнили мой приказ? — спросил Арман.

— Мой отец умирает, — тихо ответил молодой человек. — Приказ мы исполнили, все опасное закрыли во внутренних покоях замка, моя семья готова к выходу, но я... я хочу быть с отцом до последнего его вздоха.

— Звали целителей?

— От старости нет лекарства, — покачал головой юноша. — Я позднее его дитя, его любимый ученик, потому мне приходится терять отца и учителя так рано.

— Хорошо, я оставлю с вами одного из высших, — ответил Арман. — Мы поставим над замком щит, и... перенесем арку перехода в этот зал. Зачем нам морозить непривычных к зиме виссавийцев?

Ишь ты, какой заботливый. О виссавийцах своих печется.

— Простите, это моя вина, — извинился юноша. — Но у вас в свите много сильных магов, замок полон вещиц и оберегов, которые могут неожиданно отреагировать на внезапный наплыв потенциально опасных гостей, потому я подумал... что лучше не рисковать.

Может, юноша был и прав. Кадму не хотелось разбираться. Ему хотелось скорее уйти из этого неуютного и полного скорби замка. Молодому и полному сил не сильно-то охота смотреть в глаза чужой старости и немощи. И осознавать, что это неизбежно. Впрочем, до старости еще дожить надо.

— Думаю, нам пора заняться делом, — с полуслова понял Кадма циничный представитель главы темного цеха и толкнул к Арману ничем не примечательного мужчинку лет так сорока.

Рожанин. Судя по докладу виссавийца, много раз убивающий рожанин. При этом убивающий не столько за деньги, сколько ради собственного удовольствия. И взгляд у него вон какой, блеклый, и кожа серая, будто из дома он и не выходил никогда, и аура муторная. Даже не верится, что он пришел сюда добровольно принести себя в жертву. Что-то тут не так... что-то отличает этого человека от предыдущих. Что-то, что наполняло душу тревогой...

Впрочем, какая Кадму разница, кого убивать?

Приготовления к ритуалу в ненатопленном, слабоосвещенном зале завершили достаточно быстро: видимо, не одному Кадму не хотелось оставаться в этом замке. Работали, на удивление, молча, даже веселые дозорные не перекидывались обычными шутками. Будущая жертва покорно стояла на коленях, опустив голову, ждала, и будто исходила гадостным нетерпением. И все казалось каким-то дивно-неправильным. Даже привычные уже до последней ноты песнопения жрецов. Даже стелившиеся по полу черные клубы виссавийском магии. Даже мертвенное сияние рун на полу — все это было неправильным.

Песнопения взвились вверх на высокой ноте, мужчина на коленях еще ниже опустил голову, задрожал, но будто не от страха, от нетерпения, Кадм коротким ударом пронзил ему сердце, и... и все.

Все замерли. С глухим стуком упало явно мертвое уже тело, но душа... душа его не взвилась к куполу, не опустился над замком щит, и ритуал, дивное дело, не завершился... будто... Кадм не понимающе посмотрел на Армана и чуть было не передернулся: глазами дозорного посмотрела на него сама смерть.