Жертва

А теперь... Лерий открыл глаза и огляделся. Небольшой округлый зал, стены из синего с прожилками камня. На каменных ложах трое телохранителей Мираниса и один — его отца. Сам Миранис стоит в центре зала, разводит руки ладонями вверх, и льется с его пальцев, струится по полу, к каменным ложам, к телам спящих телохранителей, синий туман силы... а за Миранисом стоит, раскинув крылья, улыбается чуть заметно...

— Отец! — выдохнул Лерий.

— Вернись быстрее, сын! — усмехнулся Радон, возвращаясь к ритуалу.

Лерий же задумался... тело его носителя сильно ослаблено ритуалом и должно еще долго лежать в волнах магии... но в последнее его пробуждение Аши...

— Хорошо, отец, — ответил Лерий, вылетая из тела своего носителя.

***

Его швырнуло о землю, в руке что-то хрустнуло, и сонный еще Рэн не успел даже слова сказать, как оказался на поле перед домом. Да и то ли это поле? Вечно цветущее и пахнущее разнотравье, где брат и мать частенько собирали травки для своих зелий, теперь все опало, осыпалось, пожелтело и выжглось до уродливой, царапающей соломы.

Жарко, так жарко, что легкие пылают зноем. Земля, недавно плодородная и наполненная влагой, иссохла до полопавшейся корки, а за спиной что-то скрипело и рокотало, бросая на поле черную, уродливую тень. Что это? Богиня, скажи, что это всего лишь страшный сон!

Рэна подхватило невидимой волной, ударило о землю еще раз, а за спиной, там, где он лежал только что, бухнуло, поднимая вокруг столбы пыли. Рэн закашлялся, хотел отползти подальше, но его опять грубо задержали, за шиворот, как глупого ребенка.

— Второй жив? — спросил невидимый еще спаситель, и оглянувшись, Рэн увидел стоявшего к нему спиной высокого, широкоплечего кассийца в простых, но добротных одеждах.

Этот человек был смутно знаком, но, сколько Рэн не пытался, он не мог вспомнить, где его видел. Однако тянуло от незнакомца такой аурой магии, что забылся и зной, и все еще терзавшая легкие пыль, и коловшая ладони солома.

— Жив! — ответил кто-то, а Рэн увидел то, что должен был увидеть давно — огромное, устремившееся в прозрачное от зноя небо, дерево, чей ствол был как бы соткан из тугих жгутов... дерево казалось живым. Жгуты на его стволе изнывали буграми, подобно змеям переплетались в тугой клубок, путались и вновь распутывались, сплетались в тугие ветви, и дерево росло на глазах, а земля вокруг него темнела, приобретая некрасивый оттенок пепла. Бах! И еще раз упала в пыль ветвь, и вновь Рэна, как куклу, перекинули в другое место, а дерево недовольно пророкотало, казалось, начав расти еще быстрее.

— Где Рэми? — спросил кассиец, не оборачиваясь.

Уродливый серый круг вокруг дерева все более расширялся, ел знакомую поляну, земля стонала под действием яда, и даже Рэна, дитя смерти, коробили эти стоны.

— Я... я... не знаю, могу ли отвечать, — прохрипел Рэн.

Круг все приближался, но незнакомец даже не двинулся. Даже не обернулся.

— Он сам меня позвал. Повторить вопрос? Будем и дальше терять время на бессмысленные уговоры? Рэми не обрадуется, если его любимый хранитель смерти вернется к нему слегка... помятым.

Помятым? Угроза? Но главное Рэн выхватил: незнакомец говорил о наследнике, как о близком друге. Незнакомца волновало, как отреагирует наследник на вид Рэна. Незнакомец знал, что Рэн хранитель смерти... наверное, ему можно доверять. Наверное, у Рэна не было выхода, ведь сам он Рэми помочь не мог... Богиня! Почему он такой беспомощный!

— Я... я не знаю... — чуть ли не заплакал Рэн, — я заснул... я не помню, как я...

— Почему ты заснул мы знаем, это сейчас неважно, что дальше?

— Когда проснулся... наследник... был рядом... а потом... он меня... он... боги! Рэми!

Он пытался встать, но незнакомец лишь шевельнул ладонью, и Рэна грубо припечатало к земле. Больно же! Но Рэн выдержит любую боль и унижение, только бы наследник жил!

— Где? — так же спокойно, будто ничего и не случилось, спросил кассиец. — Где ты проснулся?

— Дома...

— Где дом? Впрочем, дай угадаю, под корнями этого уродства... — Рэн сглотнул. — Значит, Рэми вновь геройствовал. Тебя и твоего брата выпихнул, а сам остался там...

И тут Рэна-то и прорвало!

— Он... он... насквозь, богиня, это дерево его пронзило насквозь! Потом белая вспышка, а потом... ты вот...