Жертва Гименея

Познакомившись с умственными способностями Февралинки, куратор сделал вывод:

– Очень удачный экземпляр! Очень! Если вам, молодой человек, удастся научить ее решать задачи, место второго путешественника у вас в кармане.

– Задачи? Это безнадежная затея, – закручинился Родионов. – Ее хоть бы к парте приучить и чтобы она на свою фамилию отзывалась. Вот если это получится, мне Нобелевская премия полагается.

– Вы не правы, – не согласился педагог. – Девочка не имеет умственных заболеваний. У нее просто очень позднее, приглушенное развитие. Ну очень позднее. И при определенном старании…А как вы хотели? За красивые глаза никого за рубеж не возьму!

И парни принялись за работу. Больше всех старался Родионов. Уж что он только ни делал, что ни придумывал, чтобы хоть чему-то научить Февралинку. Однажды он потратил на нее целую неделю, они выучили-таки стишок «Наша Таня громко плачет», но Иван Иваныч от радости не прослезился. Во-первых, стишок не шел по программе, а во-вторых…

– Максим! Тебе надо научить ее думать! Мыслить! А ты с ней зазубрил словечки и радуешься. Это не пройдет.

Родионов чуть не плакал, а он столько времени потратил! Ему казалось, что у нее такой прогресс – ведь запомнила же!

– Наивный, – фыркнула Аллочка, снова прервав рассказ Георгия Львовича. – Четыре строчки запомнила. Да если б он слышал, как я наши деревенские частушки пою! Я их с двух лет запоминала.

– Да! – обрадовался Абрикосов. – Он потом это понял. Потом. После того, как стал вас водить гулять.

Родионов стойко двигался вперед сам и двигал свою подопечную. В какой-то миг он решил, что не надо наседать на девчонку с учебой. Надо просто попробовать ее понять. И он проводил с ней долгие часы после учебы. Разговаривал, придумывал какие-то игры. А потом в этих же играх начал потихоньку девочку учить – давать знания арифметики, учить писать. К концу месяца Февралина задачи еще не решала, но у нее был заметен такой сдвиг, что Иван Иваныч от радости прыгал козленком.

Надо сказать, что и по окончании положенного срока Клопова с задачами не справлялась, но на общей комиссии решили, что именно студент Родионов достоин поездки за границу, потому что только им была проведена такая адская работа, остальные дети с Февралинкой ни в какое сравнение не шли.

И Родионов поехал смотреть мир.

Надо сказать, Максима взяли не напрасно – молодой человек ходил на все семинары и лекции и засиживался на тех, которые ему по программе были не нужны. Так он и заинтересовался психологией. Мало того, он не просто заинтересовался – он ею заболел. Познать себя! Узнать другого человека – не это ли самое интереснейшее занятие?

И он поступил в институт психологии. А потом пошел и дальше, в аспирантуру. И вновь он ставил эти психологические опыты на своей знакомой – на Февралине. Только теперь она уже выросла, называлась Аллой Власовной и даже переехала на жительство в город, к сестре, но Родионов никогда не упускал ее из виду.

– Врет он все, – набычилась Аллочка. – Раньше, когда я маленькая была, еще может быть, но потом – не было никаких опытов!

– Были, только теперь он проводил их, не встречаясь с вами. И даже без вашего ведома, – пояснил Абрикосов. – Вот, к примеру, надо ему что-то узнать, допустим, реакцию индивида среднего уровня на определенную ситуацию, он вам звонит и просто спрашивает: «Если я вас внезапно оболью горячей водой, что вы скажете?»

– А ты сначала облей, а потом узнаешь, – пробурчала Аллочка.

– Вот! Вы это и отвечали! А если у него были какие-то вопросы посложнее, он писал вам эдакое «Письмо счастья». И уж там спрашивал все, что хотел. А вы отвечали.

– Да, было такое, Аллочка, было, – вспомнила Гутя. – Я еще тебе всегда говорила – что ты такая глупенькая? Один дурак пишет эту дрянь, другой переписывает и еще отвечает.

– Ну и что, ну и было.

– А то! – разошелся Абрикосов. – С вашей помощью он защитил докторскую, он наработал клиентуру. Он на вашем примере уже вывел одну теорию, она сложно называется, и вам все равно ее название ничего не даст. И все то, что вы сейчас видите – все это благодаря той самой теории! Он вас всерьез считал своим талисманом, своей музой, своим оберегом, своей…

– Собакой Павлова, – подсказала Гутя.

– Ну какой собакой, о чем вы? Он боготворил свою Аллочку! – закатил глаза Абрикосов. – О! Сколько раз он мне рассказывал, как вы с ним пили чай! Как вы с ним ездили по ночному городу, как вы… ой, вы не представляете, он мне даже такие интимные подробности рассказывал!

Аллочка испуганно взглянула на сестру. Та вращала в гневе глазами – упустила сестрицу!

– Простите, он так прекрасно описывал ваше тело!

– Он врет! – взвизгнула Аллочка. – Ничего прекрасного в моем теле нет! Меня с детства все дразнят толстухой.

– Милая моя, вы не знаете, что такое – глаза влюбленного. Они видят только прекрасное.

– Не верещи, – ткнула ее в бок Гутя. – Просто Родионов был подслеповат, видимо.

– Да нет же, просто Аллочка была его музой!