Жертва ума (СИ)

  Помещение было заполнено тихо молящимися мужчинами и женщинами в тогах и густым, раздражающим нос запахом горящих свечей и ароматных палочек. Хану показалось, что в одной из них под капюшоном он узнал Марту.

  Перед алтарем, спиной к ним, сидел лохматый и пожилой человек. Видимо, это и был тот самый Оракул. Он что-то тихо пел про себя, раскачиваясь в такт из стороны в сторону. Двое крепких молодых мужчин с короткой стрижкой, чем-то неуловимо напоминающих самого Хану, стояли по бокам от него, осматривая зал цепкими и внимательными глазами.

  Интересно, где же у них этот пресловутый 'кармомограф', а может, они Флавия или Оракула, так называют? Или это тот камень на шее у мумии? - подумал Хану, поискав глазами в зале еще какой-нибудь странный механизм, который бы мог сгодиться для этого.

  Бугаи остались подпирать стены на выходе, а они с Гридиком и Инной сели на пол в центре, прямо за спиной у продолжающего бурчать свои мантры Оракула.

  Это длилось достаточно долго, пока он не подал знак одному из двух помощников, после чего, тот двумя руками медленно и подчеркнуто почтительно, взял у мумии ее медный кувшинчик и налил немного его содержимого в небольшую чашу, с поклоном протянув ее Хану.

  Он с брезгливой подозрительностью обнюхал ее. Жидкость была чуть желтоватой и напоминала мочу. Запаха аммиака, вроде бы не было. 'Хорошо, хоть не пахнет' - мелькнуло у него в уме, но еще помня вчерашнее вино, Хану на секунду замешкался, уже более не проявляя желание пить все, что ему здесь подавали.

  Гридик, аккуратно подтолкнув его локоть, показал взглядом, что сделать это все же придется.

  Хану привычно выдохнул и выпил, с мстительным усилием вложив чашу в руку, не желающего ее брать директора. Помощник, не сразу смог забрать ее у занервничавшего Гридика. Чувствовалось, что тому неприятно или не положено касаться ее руками.

  Возникшая небольшая возня нарушила мерный и привычный ход церемонии, привлекая к ним внимание всего зала. Почувствовав за спиной волнение, Оракул медленно обернулся к ним всем телом, словно у него болела шея. Им оказался совершенно безумного вида старик с большой татуировкой на лбу, полностью повторявшей рисунок на пляже, посреди которого, Хану и обнаружил себя, всего два дня назад.

  По крайней мере, этот кусок пазла совпадал с тем, что он уже ранее слышал от Гридика. Вопрос был только в том, что было правдой из остальной, сейчас гораздо уже более важной для него части. Стилет в руке у Флавия намекал на очень неприятный для Хану финал, но возможности изменить тут что-либо за все это время, по сути, у него так и не было.

  Внезапно, он почувствовал, что в очередной раз теряет сознание и нашел эту, все более укореняющуюся в его жизни тенденцию, весьма огорчительной и пренеприятной. Попытка изо всех сил закрепиться в теле, привела лишь к еще более сильному головокружению и появлению галлюцинаций.

  Ожившие на стенах персонажи одобрительно хлопали голыми хвостами с кисточками и топали копытами, приветствуя его на своем адском пиршестве. Флавий и Скай, выдавив из головы уродливые и страшные рога, озабоченно склонились над ним, жарко шепча ему в ухо непристойные гадости, а из мраморного пола к нему веточками тянулись сотни мертвых человеческих рук, пытаясь зацепиться за его одежду и моля о спасении. Потолок над ним крутился, в витражных окнах наверху высветилась какая-то темница с решеткой и горько плачущий облик Инны, лежащей на ее полу. Его ноги оторвались от земли и Хану почувствовал, что его переносят, прежде чем все исчезло.

   Внутри себя я скрываю своих врагов - демонов привязанности к эго.

   Все мои мысли только увеличивают тревожащие эмоции.

   Все мои действия в результате оказываются разрушительными.

   Я даже не повернул на путь освобождения.

   Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Дай мне свое благословение, чтобы привязанность к эго была отсечена под корень.

   Самая незначительная хвала или порицание вызывают во мне радость или печаль.

   Достаточно грубого слова, чтобы пробить броню моего терпения.

   Хотя я вижу страдающих, я не испытываю к ним сострадания.

   Когда у меня появляется возможность быть щедрым, я оказываюсь скованным своей жадностью.

   Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Даруй мне свое благословение, чтобы мой ум слился с Дхармой.

  Он пришел в себя неожиданно и сразу, просто открыв глаза так, как включают свет. Все органы чувств были в полном порядке, но звук был тягучим и словно сильно запаздывал. Ум уже был заведен и работал на полных оборотах, что возможно указывало, что это был не обычный обморок, а потеря содержимого памяти с той самой секунды, когда его сюда принесли.

  Хану не знал, сколько его времени успело исчезнуть к этому моменту. Действие выпитой им жидкости, было очень необычным. Он едва мог пошевелиться, а еле повернув голову, вдруг обнаружил, что лежит на ранее скрытой под покрывалом, мраморной плите с прорезанной по ее периметру канавкой кровотока.