Жертва Венеры

И Маша вцепилась в широкие плечи, судорожно зажмурив глаза. Рёв, визг, стоны слились в единый шум – так, должно быть, чувствует себя душа нераскаянного грешника, летящая в преисподнюю…

***

Людской водоворот выплеснул их через Водяные ворота на берег Москвы-реки, пронёс ещё с десяток саженей и отпустил. Девушка, которую он прижимал к себе, тряслась в его руках крупной ознобной дрожью. Фёдор выдохнул и отстранился, чтобы взглянуть на свою добычу. Хорошенькая хоть?

Взглянув, онемел на миг от удивления.

– Мария Платоновна? Вы?!

Она смотрела на него, не узнавая. Лицо, как у той самой каменной девки, – мраморное, даже губы белые.

– Ну полно… – Фёдор погладил её по волосам – чепец сбился на затылок, и золотистые пряди крупными кольцами рассыпались по плечам. – Успокойтесь, сударыня! Всё уж позади…

Ох и глаза! С такими и огнива не надо, только и гляди, чтоб пожара не случилось! Правы Андрейкины вертопрахи – Венус…

Между тем ужас стал уходить из её взгляда, и в нём мелькнуло сперва воспоминание, а затем узнавание.

– Господин Ладыженский! – Чувствовалось, что она силится вспомнить его имя, но не может.

Фёдор вздохнул – ну да, не грезят о нём молодые красавицы и имя его по ночам в подушку не шепчут.

– Ладыженский, Фёдор Романович, к вашим услугам, сударыня, – проговорил он мягко.

– Фёдор Романович… Вы… Я… Они… Ежли б не вы, они бы меня до смерти задавили… – Губы её как-то набухли и изогнулись горьким коромыслом, как у маленького Алёшки.

– Ну-ну, – Фёдор ласково и успокаивающе ей улыбнулся, – уже всё. Больше ничего дурного с вами не случится. Как вы в толпу-то попали?

– Мы канатоходца смотрели на Соборной площади. Персиянина. – Она вздохнула, коротко и судорожно, а может, всхлипнула. – С Митей, Дуняшей и Парашкой, а после давка началась, когда государыня на крыльцо вышла…

Она заозиралась, должно быть, ища брата и неведомых Фёдору Дуняшу с Парашкой, и растерянно пробормотала:

– Как же я их теперь сыщу-то?

– Хотите, пойдём назад на Соборную площадь и вместе поищем?

В глазах девицы полыхнул такой ужас, что, опасаясь, как бы не сомлела, Фёдор легонько поддержал её за локоть. – Ну нет, так нет, не волнуйтесь только. Можно подождать возле ворот. Вы через которые в Кремль заходили?

– Через Константино-Еленинские…

– Вот и подождём там.

– Так это ж с другой стороны!

– А мы с вами вокруг обойдём, вдоль стены. Не бойтесь, со мной вас никто не обидит.

***

На Красной площади шло гулянье. По краям вереницей тянулись огромные, плохо оструганные столы, на которых громоздились туши жареных быков, поросят, телят. Здесь же стояли бочки с пивом – угощайся, кто пожелает!

Сама площадь кишела народом: купцы, мастеровые, мужики – на даровые харчи да потеху чуть не весь город собрался. Князь Порецкий поморщился: надо было верхом ехать, а то толкайся теперь среди холопов. Карету пришлось оставить на Варварке – дальше не проехать.

Не опоздать бы… Он на ходу достал из кармашка серебряную луковицу часов. Бросил взгляд, успокоился – есть ещё время…

В Грановитой палате государыня нынче устраивала куртаг для первых семи чинов, и опаздывать было никак невозможно.

На площади кипела потеха: бродячие артисты – так называли себя нынче скоморохи8, – кукольники, акробаты, жонглёры, медведи – покуда пересекал площадь, на глаза их трое попалось – и даже индианин-факир, глотавший кинжалы и плясавший на углях.

Тут же суетились коробейники, нищие побирушки, убогие, прочий сброд, ну и, само собой разумеется, карманники.

Князь брезгливо скривился, когда вонючий безногий сунулся было к нему, но Архип не зевал – так рыкнул на наглеца, что у того вмиг выросли откуда надо ноги, и он дал этакого стрекача, что не всякая борзая догнала бы.

Архип, шедший чуть впереди, вреза́лся в людское море, будто форштевень бригантины, и, раздвигая мощным плечом встречных, басил, грозно сдвинув брови: «Дорогу! Дорогу их сиятельству!» Мужики сторонились, но шапок не ломали, и это князя тоже раздражало – разогнать бы всю эту сволочь, чтобы ездить не мешала.

Фёдора Ладыженского он приметил издали. Некрасивое лицо было оживлённым, тот явно чувствовал себя здесь приятнее, чем третьего дня в гостиной графа Головкина. Спутница была ему под стать – бедно одетая мещаночка в сером чепце и грубошёрстной юбке.

Они стояли в гуще народа возле индийского факира. Князь бросил на ходу рассеянный взгляд, но в этот миг спутница Ладыженского обернулась, и Порецкий застыл на месте, забыв и о своём раздражении, и о грядущем куртаге, и о знакомстве с вице-канцлером, которому его должны были сегодня представить. Она! Венус…

Князь замер прямо среди толпы, через которую пробирался, шагах в двадцати от непринуждённо болтавшей пары. За гомоном и шумом площади слов он не слышал, лишь видел, как шевелятся её губы, как блестят глаза, как она смеётся.