Жертва всесожжения

В последних словах слышалась едкая нотка. Хоть Падма и член совета, а Странника он побаивается, иначе спорил бы дольше. Соотечественники, но не ровня.

Я встала на колени, вцепившись в руки Жан-Клода через грубое кружево сорочки и скользящую ткань пиджака. Руки были надежно твердыми, настоящими.

– Что...

Он положил пальцы мне на губы ласковым движением.

– Мне не кровь нужна, Падма. Мне нужно ее тепло. Только низшие Мастера пьют кровь из слуг своих.

Лицо Падмы стало непроницаемой маской.

– Ты не разучился оскорблять, не оскорбляя, Жан-Клод.

Я подняла глаза на Жан-Клода. Даже на коленях он был выше меня. Голос его прозвучал у меня в мозгу:

– Не нужно вопросов, mа petite, иначе они поймут, что ты не до конца моя.

Поскольку вопросов у меня было выше крыши, мне это резко не понравилось. Но раз прямых вопросов задавать нельзя, можно попробовать окольными путями.

– А этот Зверский Мастер для запуска сердца должен всадить в кого-нибудь клыки?

– Oui, ma petite.

– Как это... вульгарно! – сказала я. Самое цивилизованное оскорбление, которое я вообще в жизни произнесла. Однако помогло.

Падма зашипел:

– Не испытывай мое терпение слишком сильно, Жан-Клод! Странник – не глава совета. У тебя достаточно много врагов, чтобы голосование прошло не в твою пользу. Если ты меня вынудишь, я потребую голосования.

– По какому вопросу? – спросил Жан-Клод. – Странник поручился словом, что вы приехали не убивать меня. Какой же вопрос поставишь ты на голосование, Мастер Зверей?

– Делай свое дело, Жан-Клод. – Голос Падмы, низкий и рычащий, был больше похож на рев зверя, чем на человеческие слова.

Жан-Клод нежно тронул меня за лицо, обращая мой взгляд к себе.

– Покажем Мастеру Зверей, как это делается, mа petite.

Не нравилось мне все это. Но я знала одно: Жан-Клоду нужно вернуть свою силу. В таком опустошенном состоянии повторить трюк с вышвыриванием члена совета ему будет не под силу.

– Давай, – сказала я.

Мне приходилось ему верить. Верить, что он не сделает мне больно. Что не сделает ничего ужасного или стыдного. И я поняла, что я ему не верю. Не важно, насколько я люблю его тело, я знаю, что на самом деле он другой. То, что он считает нормальным, не обязательно нормально.

Он улыбнулся:

– Я буду купаться в твоем тепле, mа petite. Оберни меня собой, чтобы сердце мое билось только для тебя. Дыхание мое согреется в твоем поцелуе.

Взяв мое лицо в лодочки холодных ладоней, он поцеловал меня.

Губы его были бархатные, прикосновение легкое и бережное. Руки его скользнули по моим щекам, пальцы перебирали волосы, разминая, гладя. Жан-Клод поцеловал меня в лоб, и по его телу прошла дрожь.

Я попыталась поцеловать его, но он отодвинулся.

– Помни, mа petite, там, где твое тело коснется меня слишком сильно, оно омертвеет. Мне бы не хотелось, чтобы твои губы потеряли сладость на эту ночь.

Я застыла в его руках, думая, что это он сейчас сказал. Касание телом – очевидно, голой кожей. Но если касание будет слишком сильным или слишком долгим, кожа у меня омертвеет, и причем только на эту ночь. Жан-Клод очень хорошо умел давать информацию, не показывая виду, что он ее дает. Интересно, насколько часто ему приходилось это делать раньше?

Он сдвинул пальто с моих плеч, и оно повисло почти на талии. Руки Жан-Клода ходили по моей коже, пальцы вминались в мышцы. Руки были теплые. Жан-Клод гладил ими меня поверх пальто, терся лицом о мою шею, о щеку.

Он отодвинулся с хриплым звуком дыхания. Я приложила руку к его сердцу, но оно не билось. Я погладила его лицо, попыталась нащупать пульс на горле. Тоже ничего. Хотела я спросить, что мы делаем неправильно, но не решилась. Пусть плохие парни не знают, что это у нас бывает не так часто. Секс – это да, бывает, а сверхъестественную вампирскую дребедень мы бы и сейчас, будь моя воля, пропустили бы.

Жан-Клод начал расстегивать на себе сорочку.

Я глядела слегка вытаращенными глазами.

Он раздвинул края сорочки, обнажив живот.

Я только пялилась на блеснувшую голую кожу.

– Что? – спросила я.

– Коснись, mа petite.

Я посмотрела на глазеющих вампиров и покачала головой:

– Любовной игры перед зрителями не будет.

– Я могу просто взять кровь, если тебе это предпочтительнее, – тихо сказал Жан-Клод таким тоном, как будто мы это каждую ночь проделывали. На самом деле это было два раза в жизни. Однажды – чтобы спасти жизнь ему. Второй раз, чтобы спасти и его, и Ричарда. Не хотела я давать кровь. Иногда мне казалось, что это для вампира еще интимнее секса, и потому перед зрителями мне тоже не хотелось этого делать.

Я уставилась на него, чувствуя, как злюсь. Он просил меня сделать очень интимные вещи на глазах у незнакомых. Мне это не нравилось, и он знал заранее, что мне это не понравится. Так почему же он меня не предупредил? Действительно не думал, что придется этим заняться?

– Она на тебя сердится, – сказал Падма. – Действительно она такая скромница? – Голос у него был скептический. – Или на самом деле ты не можешь сделать того, чем хвастался?

Тело Ханны стояло, расставив ноги и удерживая равновесие на непривычных каблуках.