Жертвоприношение

Я посмотрел на него. Внезапно мне пришло в голову, что я совсем его не знаю. И тем не менее, мы здесь, в каком-то невообразимом будущем, вместе рискуем жизнью, готовые противостоять самому мерзкому существу, которое я когда-либо видел.

– Да, готов, – сказал я. – И – спасибо…

Он шмыгнул носом и вытер его пальцем.

– Ерунда, – сказал он. – Это моя работа.

Мы вместе бросились в часовню, крича что было сил. В тот же момент оглушительный грохот потряс руины. И мы были ослеплены вспышкой молнии, ударившей в пол часовни. Кости и черепица полетели во все стороны, как шрапнель.

На секунду я замешкался, растерявшись, но затем снова закричал и бросился к сыну. Бурый Дженкин уже сорвал с Дэнни футболку и длинным куском арматуры ворошил угли в ближайшей жаровне. Щеки Дэнни блестели от слез.

– Хороший огонек, да? Ты любишь хороший огонек?

Бурый Дженкин вряд ли заметил мое приближение, в отличие от Дэнни. Он внезапно вырвался из лап Бурого Дженкина и побежал ко мне со всех ног, как на эстафетной гонке в День спорта.

Бурый Дженкин заверещал и бросился за нами, взмахнув черным плащом, когти его лап щелкали по черепице.

Дэнни буквально влетел в мои объятия. Я подхватил его и побежал, петляя между жаровнями, сквозь грязный дым, витавший над человеческим мясом. Под ногами хрустели кости и черепица. Я забыл, что нужно постоянно кричать, но, поскольку я нес на руках Дэнни, на крик у меня все равно уже не хватало дыхания.

– Ублюдок, я вырву тебе кишки! – выл Бурый Дженкин, который скакал, приплясывая, вслед за мной. Я остановился на секунду, поставил Дэнни на землю и толкнул ногой крайнюю жаровню, окатив Бурого Дженкина дождем из пылающих углей, дерева и полупрожаренных кусков невинных жертв. Его плащ тут же вспыхнул, и он принялся яростно бить подолом по земле, ругаясь, плюясь и рыча.

Теперь я был достаточно далеко. Я покрыл половину расстояния до двери, и никто уже не смог бы поймать меня. Я крепко держал Дэнни и слышал, как он дышит мне в ухо, пока я несся по черепице. У дверей, собираясь уже нырнуть в них, я обернулся и увидел, что Миллеру не так повезло, как мне. Мазуревич спрыгнул с горы костей и схватил его. Теперь он держал его за волосы, прижав к его горлу длинный нож.

– Бегите! – закричал Миллер. – Ради бога, Дэвид, бегите!

Я опустил Дэнни на землю.

– Послушай, – сказал я ему. – Ты должен бежать обратно в дом. Не останавливайся ни в коем случае. Поднимись по пожарной лестнице и залезай через люк на крыше. Потом сразу спускайся вниз, найди Чарити и оставайся с ней. И ни в коем случае не разговаривай с Лиз. Лиз плохая. Это не ее вина, но она плохая. Поэтому будь с Чарити.

– Дэвид, слышите меня? Бегите! – выкрикнул Миллер.

– Ты же не останешься здесь? – испуганно спросил Дэнни.

– Я ненадолго. Всего на пару минут. А теперь беги!

Дэнни быстро чмокнул меня в щеку и убежал через кладбище в сернистую мглу. В этот момент Бурый Дженкин кинулся на меня. Его плащ все еще дымился, он размахивал когтистыми лапами и что-то истерично тараторил.

– Урод, я разорву тебя на куски!

Я увернулся, пригнулся и со всей силы ударил его ногой. Он заверещал, и с него посыпался град вшей. Я снова двинул его ногой. Ощущение было отвратительное, будто пинаешь дохлую курицу, завернутую в одеяло. Бурый Дженкин вновь заверещал, но на этот раз сумел добраться до моей ноги. Разорвал мне штанину и резанул икру, нанеся глубокий шестидюймовый порез.

Я потерял равновесия и упал назад, уверенный, что он убьет меня. Внезапно я вспомнил о Деннисе Пикеринге, и внутри у меня все съежилось от страха. Я не знал, драться или нет. Вся моя нервная система была словно парализована.

– Bueno, bueno, now I cut out your chitterlings, ja?[81] – захихикал Бурый Дженкин, медленно приближаясь. Он прищурил свои желтые глаза и пощелкивал когтями, словно какими-то жуткими кастаньетами.

21. Ритуал рождения и ритуал смерти

Но тут сквозь гром, грохот и стук костей, сквозь шипение мяса и хихиканье Мазуревича я услышал сильный, властный голос:

– Дженкин! Остановись! Приведи его ко мне!

Бурый Дженкин зарычал и полоснул меня еще раз, от злости. Но ему, казалось, ничего не оставалось, кроме как отвести меня к алтарю, где в своей длинной белой простыне стоял молодой мистер Биллингс.

С момента нашей последней встречи молодой мистер Биллингс сильно изменился. Волосы у него были совершенно белыми, лицо испещрено чернильными разводами морщин и несло печать измождения и моральной деградации. Он был похож на человека, отдавшего все – тело и душу.

Он как-то странно улыбнулся мне и протянул руку, словно ожидая, что я ее пожму.

– Значит, вы не послушали тогда моего совета и остались? – спросил он. Голос у него звучал более хрипло, хотя не утратил ни капли властности. – Я знал, что вы ни за что не уедете. И теперь вы здесь. Там, где я вас ждал.

Он постучал себя пальцем по лбу.