Жертвоприношения

Дудушка в конце концов перестала мурлыкать и по-настоящему заснула. Камиль встает, кошка сползает набок с обиженным вздохом. Камиль подходит к секретеру, «альбом Ирен» на месте — их было множество, таких альбомов, — но остался лишь один, последний, остальные он выбросил в приступе ярости, отчаяния. В альбоме полно ее портретов: Ирен за столом, поднимает бокал и улыбается; Ирен спящая; Ирен задумчивая. Только Ирен… Он откладывает альбом. Наверное, эти четыре года без нее были самыми ужасными, самыми несчастными в его жизни, но вместе с тем — самыми интересными и пронзительными. Прошлое никуда не делось. Просто оно стало (Камиль пытается подыскать слово) богаче. Или незаметнее? Потеряло свою актуальность? Как будто он заплатил по счету за то, чего так и не съел. Анна совершенно не похожа на Ирен, это разные галактики, находящиеся друг от друга на расстоянии световых лет, но обе галактики встретились в одном месте. Разделяет их то, что Анна жива, а Ирен умерла, ушла.

Анна тоже чуть не ушла, вспоминает Камиль, но вернулась. Это было в августе. Очень поздно. Анна стоит голая у окна, скрестив руки на груди, и думает. «Все кончено, Камиль!» — говорит она, даже не оборачиваясь. Потом, ни слова не говоря, одевается. В романах на это уходит минута. На самом деле нужно безумное количество времени, чтобы голой женщине одеться. Камиль покорно сидит, не двигаясь, как человек, пораженный молнией.

И она уходит.

Камиль даже не попытался ее удержать, все понятно. Уход Анны не катастрофа, но вызывает тупую боль и глубокое уныние. Ее уход для него не неожиданность, он с сожалением думал о его неизбежности. Кто будет жить с мужчиной такого роста — у него бывают приступы самоуничижения. Время идет, он не двигается, потом ложится, вытягивается на тахте. Наверное, уже полночь.

Он никогда не сможет ответить, что произошло в тот момент.

Анна ушла приблизительно час назад, неожиданно он встает, идет к двери, уверенно, без малейшего колебания, распахивает ее. Анна сидит на лестнице, на первой ступеньке, спиной к нему, обхватив руками колени.

Через несколько секунд она поднимается, заходит в квартиру, обходит его, одетая ложится на постель, поворачивается к стене и плачет. Так иногда случалось с Ирен.

6 часов 45 минут

Снаружи здание не кажется таким уж запущенным, но стоит только войти внутрь… Ряд алюминиевых почтовых ящиков, готовых отдать богу душу, кажется, пребывает в безысходном унынии. На последнем ящике значится «Анна Форестье», седьмой этаж. Этикетка написана от руки ее очаровательным почерком, чтобы буквы влезли, «ь» и «е» посажены так близко друг к другу, что вообще не читаются.

Камиль выходит из крошечного лифта.

Еще нет и семи утра, когда он трижды тихо стучит в дверь напротив.

Соседка открывает незамедлительно, будто ждала его прихода, но руку с ручки не убирает. Мадам Роман, хозяйка квартиры. Камиля она узнает тут же. У маленького роста есть свои преимущества: Камиля узнают всегда. Он выдает легенду:

— Анне пришлось срочно уехать… — Он изображает доброжелательную улыбку терпеливого и прозорливого друга, который видит в собеседнике своего сообщника. — Настолько быстро, что, естественно, половину всего забыла.

Слово «естественно» — этакая точка зрения настоящего мачо — соседка сразу оценила. Мадам Роман женщина одинокая, ей скоро на пенсию. У нее круглое кукольное лицо — этакая преждевременно состарившаяся девочка. Она немного прихрамывает: проблема с тазобедренным суставом. И хотя Камиль ее крайне редко видел, он знает, что женщина она ужасающе организованная, методично относящаяся к любому пустяку.

Она тут же понимающе щурится, поворачивается, протягивает Камилю ключ:

— Надеюсь, ничего страшного не случилось?

— Нет-нет, что вы… — Камиль широко улыбается. — Ерунда. — Указывая на ключ. — Оставлю у себя до ее возвращения…

Невозможно понять, информирует Камиль о своем решении, спрашивает разрешения или просит… И пока соседка соображает, он уже, воспользовавшись паузой, рассыпается в благодарностях.

Кухонька потрясающе чистая. Квартира маленькая, но все на месте. У женщин какая-то мания чистоты, думает Камиль. Половина гостиной превращена в спальню: диван трансформируется в двуспальную кровать с огромной ямой посредине, в нее всю ночь скатываешься и в конце концов спишь один на другом. В этом, правда, есть не только неудобства. На полках книжек сто — разномастные карманные издания, выбор которых не подчинен никакой логике, — несколько безделушек, которые Камиль счел в первый свой визит сюда безобразными. Все это оставляет весьма печальное впечатление.

— У меня было мало денег. Но я не жалуюсь, — заявила уязвленная Анна.

Он хотел извиниться. Она выбила у него почву из-под ног:

— Это цена развода.

Когда Анна говорит серьезно, она с вызовом смотрит вам в глаза, и создается впечатление, что она готова к любому афронту.

— Я все оставила, когда уезжала из Лиона. Все купила здесь — мебель, все, на блошином рынке. Мне было ничего не нужно. Мне и сейчас ничего не надо. Потом, может быть, но сейчас меня все устраивает.