Жертвы Ялты

Вдруг его охватило острое чувство опасности, и он решил бежать. Но как? Будут ли солдаты стрелять в него, если он выпрыгнет из грузовика? Он решил, что вряд ли: если конференция настоящая, то солдаты не могут убивать тех, кто откажется на ней присутствовать. А если все это просто предлог, тогда — стреляя в него, они рискуют выдать себя с головой. Нет, опасность невелика. Он огляделся вокруг: налево — станция Никольсдорф, они уже, наверное, подъезжают к Обердраубургу. Решение созрело молниеносно. «Господа, вы как хотите, — крикнул он, — а я дальше не еду. Я им не верю». И с этими словами выпрыгнул из грузовика. «Сотник за бортом!» — закричал кто-то. Но Шпаренго, скатившись по склону, уже вскочил на ноги и скрылся в лесу. Оглянувшись, он увидел длинную колонну; за грузовиками следовали бронемашины эскорта, мелькнули лица его товарищей, махавших ему на прощанье, но еще минута — и машины скрылись из виду. Сняв форменный китель, сотник Шпаренго отправился по опустевшей дороге назад в лагерь.

Атаман Доманов с переводчиком, следуя инструкциям майора Дэвиса, выехал из Лиенца на полчаса раньше главной колонны и как раз в это время подъехал к штабу 36-й пехотной бригады в километре от Обердраубурга. Атамана встретил командир бригады Джеффри Мессон.

— Я вынужден сообщить вам, сэр, — сказал он, делая паузы для перевода, — что мною получен приказ передать всю казачью дивизию советским властям. Я сожалею, что вынужден сообщить вам об этом, но приказ не оставляет мне другого выхода. Всего вам доброго.

Доманов и Бутлеров молчали, пораженные этой новостью. Бледные, с посеревшими лицами, они вернулись к машине и в сопровождении английского офицера-охранника двинулись на восток.

Глава 8 Возвращение: из Лиенца на Лубянку

Бригадир Мессон за два дня до описанных событий, созвав командиров батальонов своей бригады на совещание в штабе в Обердраубурге, сообщил им о дальнейшей судьбе тех, кого они охраняли последние три недели. Решение, объяснил Мессон, принято на самом высшем уровне, и если даже оно кому-то не нравится, их долг — повиноваться. Речь идет об огромной массе людей, поэтому следует принять все предосторожности во избежание массовых попыток побега. Подробный план будет разработан позже, а пока необходимо изолировать офицеров от солдат; без командиров казаки вряд ли смогут оказать организованное и действенное сопротивление репатриации.

Но изолировать офицеров было не просто. Большинство их было рассеяно по всему лагерю, по своим частям, и попытка арестовать кого-либо из них неизбежно вызвала бы то самое сопротивление, которого следовало избежать. Поэтому вышестоящее руководство решило применить хитрость: сообщить казацким офицерам о мнимой конференции с фельдмаршалом Александером, а когда те соберутся все вместе — объявить об их выдаче советским властям. Разумеется, необходимо было разоружить казаков, и после этого все пойдет как по маслу: офицеров соберут на ночь в специально подготовленном помещении в Шпиттале, городке ниже по течению реки, а на следующий день под усиленной охраной передадут советским властям в Юденбурге. Затем последует передача рядовых казаков и их семей. Поскольку надобность в обмане к тому времени уже отпадет, силу можно применять в том объеме, в каком это окажется необходимо для успеха операции. Основной состав казачьей дивизии будет доставлен на поезде вслед за офицерами.

Большинству офицеров, присутствовавших на совещании, в том числе и самому бригадиру Мессону, предстоящая операция внушала отвращение. Да и выступать в роли обманщиков тоже было неприятно. Но, как подчеркнул Мессон, полученные им приказы не допускали никаких альтернатив, их надлежало выполнить.

Полковник Алек Малькольм из 8-го Аргильского полка возвращался в штабной машине в Лиенц мимо казацкого поселения. Представшее его глазам зрелище мало напоминало типичный военный лагерь. Мужчины гарцевали на лошадях, женщины развешивали белье, в траве играли дети. В Лиенце Малькольм собрал своих офицеров и рассказал им о предстоящей операции. Майор Дэвис, который был к казакам ближе других, пришел в ужас (не столько от перспективы возвращения казаков в СССР — он плохо представлял себе, что за этим кроется, — сколько от необходимости стать обманщиком). Ведь казаки знали его, верили ему; ему казалось немыслимым разом, в мгновение ока, превратиться в лгуна и обмануть их доверие.

Объяснив это Малькольму, он потребовал, чтобы офицером связи с казаками назначили кого-нибудь другого. Терпеливо выслушав его, Малькольм категорически отказался. Операция, объяснил он, очень сложная, и успех возможен, только если удастся изолировать офицеров. В противном случае дело может обернуться серьезнейшими неприятностями. Не исключены массовые побеги или крупное кровопролитие, или и то и другое. А самоустранение Дэвиса может породить сомнения у казачьих офицеров. К тому же, если о конференции им сообщит именно Дэвис, которого они близко знают и которому верят, это увеличит шансы на успех.