Жертвы интервенции. Первое комплексное научное исследование деятельности Общества содействия жертвам интервенции 1924–1927 гг.

В той же ноте перечислялись многочисленные случаи побоев, арестов с указанием свидетельских показаний: «9 марта греческие солдаты под угрозой расстрела вытащили из погреба дома Серебрякова скрывавшихся там во время обстрела города Бориса Яковлевича Безпалова, его жену и ребенка 2 лет, прислугу Анюту 15 лет, брата Безпалова – Давыда, другую прислугу – Хаю 18 лет, мать Безпалова 62-летнюю старуху и третью прислугу Фруму… Их отправили под конвоем в амбар на набережную, куда вскоре явился греческий офицер, который при помощи переводчика заявил: “Вас всех следовало бы расстрелять как русских пленных, но я делаю одолжение и оставляю вас здесь до прихода большевиков, после чего вы будете выпущены”»[366].

Процитируем воспоминания И. Когана – одного из выживших в тех амбарах в херсонском порту: «Отплывая, греки в бессильной ярости пустили в наш амбар два снаряда. Снаряды взорвались с ужасным, потрясающим грохотом. Не прошло и нескольких секунд, как наполненный людьми амбар горел со всех сторон. Было много убитых и раненых. Люди метались в живом костре, кидаясь к выходу, в надежде спастись. Но кто в первые мгновения бросился наружу, был убит наповал или разорван на части снарядами, так как отплывающие греки продолжали стрелять по амбару. Я с семьей оставался в амбаре до последней возможности. И только тогда, когда мы стали уже задыхаться от дыма и на мне начала загораться одежда, я схватил жену и ребенка и кинулся вон, через трупы, через куски окровавленного человеческого мяса, не зная, куда бежать, где спастись. Греки продолжали стрелять, и снаряды рвались по всему берегу. В некотором отдалении я увидел другой амбар и бросился с семьей туда. В этом амбаре тоже было набито около трехсот человек, и так как там лежал каменный уголь, люди в страхе стали окапываться и прятаться за углем. Но не прошло и десяти минут, как греки пустили сюда сразу несколько снарядов, – и амбар вспыхнул живым огромным факелом. Люди в ужасе кинулись к выходу, топча и давя друг друга. Много стариков и слабых старух, а также детей было затоптано: они сгорели вместе с амбаром.

Выбежав, мы метались по берегу, не находя места, чтобы укрыться от смерти. Греки открыли по нам пулеметный огонь. Спасаясь, мы добежали по набережной до трактира, что стоял на Воронцовской улице, и хотели там спрятаться. Однако засевшие в трактире местные греки не хотели нас сначала туда пустить. Отчаяние придало нам силы, мы принялись ломать окна и двери и, несмотря на сопротивление, проникли в дом. Только таким образом нам удалось спастись»[367].

Число погибших в херсонском порту при отступлении интервентов оценивается по-разному. Современники события, участники большевистского подполья Одессы, которые в 1920-е гг. писали воспоминания и очерки о тех событиях, называли цифру в 500–600 погибших[368]. В ноте Х.Г. Раковского упоминается, что удалось идентифицировать 95 трупов граждан, погибших при пожаре. Современный автор статьи об украинском походе греческой армии говорит о полусотне погибших со ссылкой на Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины (ЦГАВОВУ Украины) [369].

Необходимо сказать, что, кроме сгоревших людей в портовых амбарах, имелись и другие жертвы сражения за Херсон. Существует указание, что во время боев за Херсон в ответ на расстрел большевиками 6 французских солдат и 1 греческого офицера представители Антанты казнили 6 заложников-большевиков[370].

Подобные действия интервентов отчасти провоцировали ответный террор григорьевцев. По свидетельству начальника штаба атамана Григорьева Ю.О. Тютюнника, солдаты Антанты упорно сражались за Херсон и «только в порту осталось несколько сот их, которые хотели сдаться в плен… При свете зарева охваченных огнем бараков погиб на “дядькiвских” штыках остаток херсонской “Антанты”. Жестокая кровавая действительность эта была моральной компенсацией “дядькам” за сожженных, замученных товарищей…»[371]. По словам Тютюника, от атамана Григорьева последовал приказ: «Нагрузить трупами пароход и отправить в Одессу с надписью “От атамана Григорьева подарок главному французскому командованию”».

Жестокости крестьянских отрядов атамана Григорьева описывал и видный одесский большевик В.А. Деготь[372]: «Всех пленных русских и поляков здесь же убивали. Греков, которых тоже было 600–700 чел., также перебили, и в защиту их нельзя было сказать ни слова, потому что иначе убили бы и тебя»[373]. При этом захваченных французских солдат и офицеров, как правило, не трогали, так как они воевали слабее всех и при первой возможности сдавались в плен.

Выше мы приводили выдержки из дипломатических нот украинского советского правительства. Отметим важность этого источника, который позволяет не только подчерпнуть фактический материал о карательной политике интервентов, но и свидетельствует о том, как тема военных преступлений и террора выводилась в сферу внешней политики, становилась вопросом для обсуждения на дипломатическом уровне.