По поводу этой записки возбуждена была переписка с генерал-губернатором Восточной Сибири и начальником Приморской области и командиром портов Восточного океана, пославшим ветхий тендер в столь позднее время года. Адмирал-губернатор Приморской области отвечал, что в то время в Николаевске-на-Амуре не было другого судна и потому он послал «Камчадал», причем, между прочим, объяснил, что командир погибшего судна не видел опасности плавания.
Генерал-аудиториат, рассмотрев следственное дело и соображая все обстоятельства, нашел, что соображения, высказанные в записке адмирала Завойка, вполне основательны, что тендер «Камчадал» едва ли мог считаться благонадежным для зимнего плавания и что объяснения местного начальства, что командир «Камчадала» полагал плавание безопасным, не могут быть признаны достаточными для устранения сомнений о том, «не вследствие ли слишком позднего и несвоевременного отправления тендера „Камчадал“ последовала гибель оного и всей бывшей на нем команды».
Несмотря на такое заключение генерал-аудиториата, он однако не нашел «достаточных оснований» к положительному обвинению кого-либо в самой погибели тендера и направлению дела к судебному разбирательству и постановил: «Следственное о сем дело оставить без дальнейших последствий», — поставив лишь на вид главному портовому начальству в портах Восточного океана вышеупомянутые соображения генерал-аудиториата, «для предупреждения на будущее время подобных гибельных последствий, которые в известных случаях могут быть нередко предотвращаемы благовременной заботливостью и ближайшей попечительностью местного начальства».
И затем дело о гибели «Камчадала» было предано забвению. Не забыли о несчастном тендере и, быть может, о предполагаемых виновниках его гибели, лишь семьи почивших.
III. ВЗРЫВ «ПЛАСТУНА»
Отряд судов, состоявший из корветов «Рында» и «Новик» и клипера «Пластун», под командой флигель-адъютанта, капитана 1-го ранга А. А. Попова, имевшего свой брейд-вымпел на «Рынде», возвращался из трехлетнего кругосветного плавания на родину и был уже в Финском заливе. 18 августа 1860 года эта маленькая эскадра, пользуясь свежим попутным ветром, неслась домой под всеми парусами, узлов по десяти в час. Еще день плавания, и все три товарища, плывшие из Копенгагена вместе, будут, наконец, в Кронштадте.
Нечего и прибавлять, что моряки, возвращавшиеся домой, были в самом радостном настроении.
Еще накануне с флагманского корвета был сделан сигнал: «Имеете время привести судно в порядок», — и на всех судах эскадры прибрались: чистились, красились, мылись, скоблились, чтобы явиться домой в том нарядном, безукоризненном виде, каким вообще отличаются военные суда.
На «Пластуне» в этот день приводили в порядок и вычищали крюйт-камеру, — небольшое, тщательно закрытое место в передней части судна, быстро наполняемое водой, в случае необходимости, — где хранятся порох, снаряды и всё, касающееся артиллерийского снабжения. Разумеется, были приняты все обычные меры предосторожности, обязательные в таких случаях: все огни были потушены на клипере, команда вызвана наверх, и в крюйт-камеру для ее очистки отправились заведующий ей артиллерийский унтер-офицер Савельев и пять человек матросов, которые работали там при особо устроенном, герметически закрытом фонаре, зажигаемом извне, под непосредственным наблюдением старшего офицера и ревизора.
К пяти часам пополудни все работы в крюйт-камере были окончены и, по показанию одного из немногих оставшихся в живых свидетелей, в ней еще находился лишь один унтер-офицер Савельев, — как в пять часов восемь минут раздался страшный взрыв…
«Мы бросились наверх, — так описывает первый момент после взрыва бывший на „Новике“ доктор Вышеславцев, известный автор „Очерков кругосветного плавания пером и карандашом“, — „Пластун“ еще шел… Вся передняя его часть от грот-мачты была закрыта массой белого, тяжелого дыма, бригрот в клочках, грот-марсель и брамсель еще стояли… Страшная, незабвенная минута!.. Но не было времени ужасаться или молиться; каждого из нас призывал долг — долг скорой помощи. Первый понял это наш капитан, и громкий голос его наэлектризировал людей, готовых броситься, казалось, за борт, чтобы подать помощь погибавшим товарищам… Мы в один момент спустились; едва положили руль на борт, все бросились на другую сторону, чтобы не потерять даже минуты, но „Пластуна“ уже не было… Дым непроницаемый, тяжелый поднялся от воды, поверхность которой грозно клокотала. Мы увидели на обломках дерев, на всплывших койках людей, по временам вскрываемых волнением. „Новик“, спустившись, быстро подошел к месту катастрофы и с невообразимой быстротой сбросил все шлюпки, в которые кинулись все, кому следовало быть на них».
С момента взрыва клипер (вернее, часть его) пробыл на воде всего три минуты и затем исчез на глубине 70 сажен.