Жертвы моря

Транспорт «Гостогай» был выброшен на мель вблизи карантина. Спасение людей представило большие затруднения, так как большая часть матросов закоченели от стужи и едва держались на ногах.

Корвет «Пилад» отстаивался более других судов, потерпевших крушение. На рассвете 13 января, после отчаянной ночи, во время которой никто не смыкал глаз, и все заняты были очисткой рангоута и снастей от льда, корвет стало дрейфовать на трех якорях к берегу и продрейфовало сажень шестьдесят. Но затем якоря задержали, и «Пилад» стойко держался против боры и только стремительно качался на неправильном волнении, разведенном борой, имея под ветром страшные буруны. Когда к полудню ураган чуть-чуть ослабел, у всех на корвете ожила надежда удержаться на якорях, выйдя победителем грозной боры. Но после полудня она снова задула с прежней силой, и бедняга-корвет не выдержал нового нападения. Его стало дрейфовать, и к 7 часам вечера у него за кормой было 16 фут глубины. Вслед затем начал стучать руль; его сняли с петель и спустили в воду. В девятом часу раздался сильный удар о дно, и корвет стал биться, всё более и более относимый к берегу. В полночь открылась сильная течь, так что все пущенные помпы едва успевали откачивать воду. На рассвете 14 января корвет плотно стоял на мели, по счастью на песчаном грунте в 40 саженях от берега.

Оставалось теперь думать о спасении людей. С помощью протянутого на берег леера (толстой веревки) начали перевозку экипажа. Первыми, как водится, были перевезены больные с врачом и священником. Но с двух часов дня снова засвежело; переправа была остановлена и возобновлена была только на рассвете следующего дня. Благодаря хладнокровию капитана и образцовому порядку, вся команда (большая часть которой имела отмороженные руки и ноги) была спасена, и к полудню все матросы и офицеры уже были в безопасности на берегу. Капитан еще оставался на своем судне, вода в котором прибывала всё более и более. Лед, покрывавший всю его носовую часть с бушпритом, составлял сплошную массу, под которой передняя часть судна значительно погрузилась, и трюм корвета был наполнен водой наравне с горизонтом моря.

Наконец и капитан оставил корвет.

Как и с других потерпевших крушение судов, большая часть офицеров корвета и сорок человек команды были отправлены в госпиталь. Командир пострадал не менее других.

Но едва ли не самые тяжкие испытания за эти двое суток борьбы с борой были перенесены экипажем отстоявшейся шхуны «Смелой», спасшейся от гибели, подобной гибели тендера «Струя», лишь благодаря нечеловеческой энергии и выносливости матросов.

По словам «Летописи», сообщающей об этих крушениях, из рапорта командира шхуны «Смелая» видно, что с начала боры, в продолжение более 47 часов, он, офицеры и команда находились в беспрерывной авральной работе, занимаясь очисткой льда с корпуса судна, рангоута и снастей, для чего употреблялось всё то, что могло служить к этой цели, даже и абордажное оружие, раскаленное железо и кипяток. Заблаговременно сброшены были с крамбол якоря, орудия перетащены к корме, но все эти предосторожности мало помогали. Шхуна погружалась всё более и более, и ей угрожала неминуемая гибель. В таком положении находилась она в четыре часа утра 14 января. Не теряя присутствия духа, командир прибегнул к последним средствам для облегчения судна. Приказано было сбросить брифок-рею, обрубить бушприт с бакштагами и штагами и с величайшей опасностью посланы были матросы для обрубки на мачтах всего такелажа. Хотели выбросить за борт орудия, но к тому не было никакой возможности. Все орудия, со своими станками, как будто приросли к своим местам, составляя сплошные массы льда. Нельзя было также и подумать открыть борта. Все усилия были обращены к обрубке льда везде, где только возможно. Командир и офицеры, находясь безотлучно при работе, несмотря на изнеможение и жестокую стужу, поощряли людей. Некоторые из офицеров и многие из нижних чинов подвергались ушибам «от падающих с мачт и стенег ледяных глыб».

«Таким-то напряженным усилиям, — заканчивает Летопись, — экипаж и судно обязаны были своим спасением».

К этому следует прибавить, по справедливости, и то обстоятельство, что бора, после двух суток бешенства, наконец стихла. Ведь есть же предел и человеческой энергии! Люди, беспрерывно работавшие при жестокой стуже более 47 часов, могли наконец и обессилеть в борьбе с ежеминутно нарастающим льдом…

Продолжайся бора еще сутки, быть может, не только маленькая шхуна «Смелая», но и адмиральский фрегат «Мидия», погруженный от тяжести намерзшего на его скулах (боках у носа) и бушприте льда до самых клюзов, не избавился бы от трагической участи, постигшей несчастный тендер.