Жертвы осени

– Что значит «при рождении», она не была замужем…

– Не была, – кивнул Иванютин, наливая себе еще. – Но сейчас она носит фамилию матери. А изначально она – Вознесенская Людмила Витальевна, уроженка города Вольска. Отец – Вознесенский Виталий Леонидович, бывший заместитель директора завода «Прибормаш», мать – Вознесенская Елена Николаевна, в девичестве Пестова, а вот брат… – Иванютин выразительно посмотрел на Тимофея. – Сам допрешь или сказать?

– Не надо, – скривился Тимофей, – это многое объясняет… Вот только как… как вообще такое могло получиться?

– Да охотилась она на тебя. Потому и фамилию сменила, чтобы ты не заподозрил. А ты с чего вдруг сейчас этим вопросом задался? Случилось что?

– Нет, – отмахнулся Тимофей, не желая посвящать полковника в историю со вскрытым сейфом. – А ты, случайно, отца ее не пробивал, где он теперь?

– На кладбище в Архангельске. Умер восемь лет назад от обширного инфаркта.

Тимофей сжал пальцами переносицу и зажмурился. Надо же… и как у Милки хватило выдержки столько лет скрывать от него правду о себе? Хотя… положа руку на сердце, не так уж он интересовался ее прошлым. Да он вообще мало чем интересовался, кроме собственной персоны, что уж там…

– А что там по экстрадиции? – спросил он, убирая руку от лица.

– Да там вообще история детективная. Зацепилась эта журналистка за фоторобот в белорусском издании, напомнил он ей кого-то – ну и понеслось. И выяснилась прелюбопытнейшая деталь, кстати… Двадцать лет петлял этот серийник по Европе, как заяц, а вляпался в Беларуси, по глупости. Такой план спустил псу под хвост… – Иванютин схватился за голову. – Но ты пока не проси, подробностей сказать не могу. Но клянусь: как все закончится – тебе первому.

– Ага! – скривился Тимофей. – Так я тебе теперь и поверил…

Мила позвонила сама. Тимофей, ответив на звонок с незнакомого номера, даже слегка растерялся, услышав в трубке знакомый голос:

– Привет, Тимоша.

– Здравствуй, Мила, – ровным тоном ответил он, быстро взяв себя в руки.

– Вернулся, значит?

– Вернулся. Но тебя не нашел. Как и денег, кстати.

Она рассмеялась:

– Ну, прости. Будем считать это маленькой компенсацией за мою испорченную тобой жизнь.

– Маленькой? – усмехнулся Тимофей. – Какое очевидное лукавство…

– То есть с фразой про испорченную жизнь ты согласен?

– Мила, я понимаю, что был к тебе иногда несправедлив и излишне придирчив…

– Ну еще бы! – перебила она. – Я тебя даже жалела – тяжело, наверное, жить с круглой дурой. Но поверь: прикидываться круглой дурой еще сложнее. Так что компенсация все-таки скорее маленькая. Ты что же думал – что я на самом деле такая, какой представлялась? Хотя… чего еще ожидать от человека, зацикленного на собственной персоне еще с юности? Ты же нарцисс, Колесников, ты вообще никого вокруг не видишь! Есть только один человек, достойный твоего внимания, – это ты сам. Ты и брата моего угробил своими статьями и передачами, и отца в могилу загнал – нас же из города выживали в прямом смысле! Он все бросил: работу, квартиру – все! Меня забрал и уехал в никуда, на север, в Архангельск… Как думаешь: легко это делать в пятьдесят с лишним? – Она перевела дыхание, Тимофей услышал, как льется в стакан жидкость. – Но это, поверь, было лучше, чем оставаться там, где все кидали тебе в спину: «отец маньяка», «отец ублюдка». Чем вынимать каждый день из почтового ящика письма с угрозами в адрес твоей дочери – восьмилетней на тот момент! Как думаешь, легко читать чьи-то фантазии на тему, как твоему ребенку кишки выпустят? Хотя у кого я спрашиваю – тебе же наплевать. Ты делал себе имя, зачем тебе было думать о таких последствиях для кого-то? А мой брат не убивал никого! Он просто не мог сделать этого, он в медицинском учился, врачом собирался стать!

– Мила, погоди… успокойся… ты несправедлива…

– Да?! – взвизгнула она. – Ты справедливости, значит, хочешь? Ну, конечно – по отношению к себе ты требуешь справедливости, а по отношению к нам она не существует в твоей системе координат! Мы-то заслужили все то, что пережили, а ты, бедняжка, даже слушать не можешь!

Тимофей услышал, что она сделала глоток, чуть задохнулась.

– Мила, выслушай меня, пожалуйста. Твоего брата скоро освободят, с него снимут судимость и реабилитируют полностью. Я обещаю, что напишу об этом статью и все объясню.

– Статью?! Нет уж, хватит! Ты уже написал пару статей, век не забуду!

– Ты не услышала меня? Леонида скоро выпустят, – повторил он.

– Я услышала. Но я тебе, как ты понимаешь, абсолютно не верю.

– Мила, я даже не сержусь на тебя за деньги, поверь…

– О, даже не сердишься! – насмешливо протянула она. – Думаешь, что верну? Нет. Я из кожи вон вывернулась, изобретая способы выжать из тебя как можно больше, сумки эти дурацкие, тряпки… Думаешь, они мне были нужны? Да я все в брендовую комиссионку сдала в тот день, как ты в Вольск улетел! Я вообще не хочу никаких напоминаний о тебе! А вот твои деньги меня вполне устроят.

– Да забери ты даже то, что осталось, не в том суть!