— Ну так, значит, это… мы ж его искали до темноты. И туда, и сюда… Я мимо того карьера, где щебень рыли года три назад, уже раз десять проходил, и тут что-то дернуло меня: ну-ка, дай спущусь, проверю… уже от отчаяния, наверное… Спускаюсь — а тропинка там крутая такая, вот-вот нае… простите, мисс…
— Ничего, — ответила Элисия.
— Продолжайте, — сказал Эдвард.
— Ну вот, тропинка там такая, что шею сломаешь, как нефиг делать. Я там это, значит, уже совсем почти спустился, и тут слышу, как вроде стонет кто-то. Ну я как ломанусь — и последние метра три на за… пятой точке, чуть штаны не порвал. А там под козырьком таким каменным, чтобы сверху, значит, не видно было, мальчонка лежит, Майкл, значит, вдовы Смит сынок, в крови весь… Я его вытащить хотел, а потом думаю: а ну как трогать нельзя? Кто там знает, что у него переломано? Я в деревню, за докторшей… Ну как еще мы второй раз шею не сломали, когда наново в этот карьер лезли: докторша, шериф, еще Кит, хозяин гостиницы… А мальчик в сознание пришел. Вроде того. Бредил, правда, больше. Докторша его так вроде поспрашивала, пощупала, потом голову его долго щупала, и велела Киту его нести. Ну, пока он нес, мы с шерифом там все осмотрели, что да как… короче, парня в карьер просто столкнули без затей, похоже… а потом, скорее всего, кто-то вот так же, как мы, по тропинке спустился, и его под козырек — того, запихал… может, решил, что дохлый уже, может просто убивать не хотел. Хотя как не хотел?.. По всему выходит, что паренек должен был знать, кто докторшу-то убить пытался…Ну, в общем, только мы с шерифом до участка добрались, он и вспомнил, что докторша ему говорила, что вы ж должны приехать! И послал меня, значит. Встречать. Еще машина, как на грех, заводиться не хотела… Мы тут подумали, уж не диверсия ли… а это просто еще бензина в баке не оказалось, пока заливали, то, се…
— Ясно, — прервал Эдвард его излияния, — спасибо, сержант. Мы, я так понимаю, уже приехали?
Свет фар как раз выхватил из темноты дощатые домики окраин.
— Да, типа того… сейчас как раз в участок…
— В участок меня не надо. Давайте к докторше. В поликлинику вашу. Она как раз там должна мальчика оперировать, если я правильно понял?
— Точно так. Только шериф велел…
— Мне не важно, что вам велел шериф. Я велел в поликлинику.
Сержант послушно завернул куда-то в проулок. Попетляв немного, он остановил машину около каменного — для разнообразия — двухэтажного дома. Во всех окнах первого этажа горел свет.
Эдвард буквально выскочил из машины, взлетел на крыльцо. Толкнув дверь, он оказался сразу в том помещении, что, по-видимому, служило приемной поликлиники. Здесь стоял маленький кожаный диванчик, а на стене висело три плаката: один о пользе чистки зубов (почти такой же украшал стену у врача в Ризенбурге во времена Эдвардова детства), другой — о прививках, третий — со стишком про гигиену. Вроде «Надо, надо умываться». Как раз под этим плакатом сидела на диванчике и плакала женщина лет сорока. «Вдова Смит», решил про себя Эдвард. Она не обратила на Эдварда никакого внимания, полностью поглощенная своим горем.
Сам же Эдвард через всю приемную рванул к белой двери, не помеченной никакими табличками (действительно, зачем таблички, если в Нэшвилле всего один врач?), распахнул ее…
— Стойте! — крикнула женщина позади него. — Там же операция!
Эдвард и сам уже понял, что там операция, и, пораженный, замер на пороге. Уж на что он повидал в жизни самых страшный картин, — и во время войны, и до нее, — но, то что он увидел теперь, пробудило в нем ужаснейшие детские кошмары и комплексы. Воистину, от такого зрелища только и могла замереть кровь в жилах. Захотелось заскулить и спрятать голову под одеяло.
«И вот эту… эту… я ехал спасать… — мелькнула у него в голове паническая мысль. — Это всех остальных надо спасать! От нее! Достойная родственница Жозефины Варди!»