Жертвы вечернiя

Раненый, ухватившись одной рукой за край повозки, изо всѣхъ силъ напруживая свое больное тѣло, приподнялся и, провожая арбу своими огромными, лихорадочно блестѣвшими въ глубинѣ темныхъ орбитъ глазами, правой крестился и плача шепталъ молитву.

Увидя Юрочку, онъ съ громкими хрипами въ груди повалился изнеможенной головой на подушку, горестно шепча:

— Это его... его везутъ... верховнаго... молитесь, Юрочка... за душу... раба... Божьяго... новопле... новопреставленнаго... болярина Лавра...

Раненый закашлялся. У него кровь хлынула горломъ.

Отплевывая на дорогу кровь, Горячевъ съ душу раздирающимъ горемъ, тоской и отчаяніемъ восклицалъ:

— Пропало... пропало... все... все! И армія пропала... и Россія пропала... Безъ него... безъ Лавра... Георгіева... Корнилова... все... все пошло прахомъ... все... погибло.,,

Екатерина Григорьевна, чуть ли не въ десятый разъ провѣрявшая въ повозкахъ своихъ раненыхъ, вдругъ вынырнула изъ темноты и бросилась къ Горячеву.

— Что вы, что вы, Петръ Григорьевичъ, Господь съ вами? Развѣ можно такъ? Вы себя убьете. Успокойтесь, ради Господа. Только что, слава Богу, поправляться стали... и вдругь...

Но раненый не унимался да, видимо, не хотѣлъ и не могъ уняться.

— Мать вы моя родная, Катерина Григорьевна, — съ невыразимымъ отчаяніемъ, рыдая, кричалъ онъ и рвалъ свои повязки, — пусть погибнетъ... жизнь моя... душа моя... я все отдалъ... не жаль... Мнѣ... мнѣ… — Онъ задыхался. — Мнѣ... ничего не надо... Но почему... его... его не уберегли… ой... хоть бы смерть... не могу... не могу... Ой-ой-ой!..

— Петръ Григорьевичъ... Петръ Григорьевичъ... опомнитесь... Нельзя такъ убиваться... Господь знаетъ, что посылаетъ... по грѣхамъ нашимъ... — говорила сестра, но раненый не слушалъ.

И онъ съ угасающей жизнью въ прострѣленномъ, какъ рѣшето, тѣлѣ, никогда не издавшій ни единаго звука жалобы на собственную бездольную судьбу, теперь, какъ изступленный, кричалъ и бился на днѣ повозки, изгибаясь и колотясь всѣмъ своимъ больнымъ, кровоточащимъ тѣломъ.

Горе и отчаяніе его были такъ безграничны, что утѣшить и успокоить его было невозможно.

Всѣмъ, происходившимъ на его глазахъ, Юрочка былъ потрясенъ, машинально крестился и его удивило, что когда онъ очнулся, все лицо его было залито слезами.

И тутъ только Юрочка понялъ, кого и что теряла Добровольческая армія и Россія въ героѣ-вождѣ.

Крики Горячева произвели смятеніе на сосѣднихъ повозкахъ.

Раненые насторожились, зашевелились. Въ темнотѣ надъ подушками и боками телѣгъ замелькали поднявшіяся головы...

По обозу поднялся крикъ, плачъ и неутѣшныя рыданія.

Выбитые изъ своихъ рядовъ бойцы стенаніями и слезами провожали священный для нихъ прахъ того, кому они вручали свои силы и жизни на спасеніе погибающей Родины. Теперь всѣ жертвы ихъ оказались напрасными...

Поздно вечеромъ обозъ тронулся въ путь.

Пришедшая изъ Екатеринодара усталая пехота была размѣщена въ переднихъ повозкахъ.

Вся кавалерія осталась позади.

Она была брошена съ тяжкимъ заданіемъ — своей грудью защитить и спасти потрясенную армію.

Почти не останавливаясь, ѣхали, на сколько возможно было развить быстроту съ такимъ огромнымъ хвостомъ изъ обоза и ѣхали быстро всю ночь и весь слѣдующій день.

Какъ при наступленіи нельзя было терять ни одного лишняго часа и стремиться впередъ и впередъ, такъ теперь надо было выигрывать время и откатываться назадъ скорѣе и скорѣе.

Покуда только въ этомъ отходѣ и было спасеніе.

Погода стояла солнечная, теплая.

Поля зеленѣли и въ голубоватой синевѣ неба, безпрерывно трепеща крылышками, то поднимаясь, то опускаясь, точно куколки на резиновыхъ ниточкахъ, которыхъ дергаетъ сверху невидимая рука, вездѣ надъ степью серебрянымъ, ликующимъ звономъ заливались жаворонки.

Армія и обозъ двигались быстро, но въ порядкѣ и полной боевой готовности.

Большевики, которыми кишмя кишѣла степь, видимо, не опомнились еще и нападать не рѣшались.

Только подъ Андреевской съ броневыхъ поѣздовъ загремѣли пушки и полетѣли снаряды.

Но добровольцы въ бой не вступали и другою дорогой пропустили обозъ.

Никто не зналъ, кромѣ высшаго начальства, куда двигалась армія, но во всякомъ случаѣ не на Ново-Титаровскую, какъ было объявлено въ приказѣ.

Большевики искали всюду, но не могли напасть на подлинный cлѣдъ добровольцевъ.

Кавалерія подъ командой Эрдели подъ деревней Садами въ виду Екатеринодара самоотверженно и бурно въ болотистой мѣстности атаковала густыя колоны наступавшихъ отборныхь красныхъ пѣхотныхъ полковъ, въ значительной степени состоявшихъ изъ кубанскихъ пластуновъ.

Она оставила на полѣ битвы до 300 человѣкъ своихъ убитыхъ и раненыхъ, но нанесла страшное пораженіе большевикамъ и этимъ маневромъ остановила опасный фланговый ударъ на отходящую армію и присоединилась къ главнымъ силамъ въ тотъ же день 1-го апрѣля передъ вечеромъ.