Жертвы времени (СИ)

Думаю, он подкрепил свои слова действием, потому что я незаметно для себя уснул, и сон мой был очень глубок, а пробуждение никак не наступало. То ли явь, то ли игра рассудка. Существо на моем гобелене пошевелилось, но не так, как могло бы двигаться животное, а будто скованное, состоящее из плохо подогнанных деталей. До слуха донеслись отдаленные звуки песни. Плач и зов одновременно.

Грубый рывок и ощущение падения. Мое тело остается распростертым на кровати, а сам я проваливаюсь вниз, не находя более опоры в каменных блоках. Холод стен касается, кажется, самого сердца. Внутри города что-то движется, перетекает, как циркулируют по стеблям и ветвям внутренние соки растений. Субстанция, пронизавшая все вокруг, впивается в меня, прилипает, тянется следом, желая поймать, удержать, втянуть в себя, завладеть всем тем, что является мной. Я слышу голоса, но не улавливаю слов. Бесконечные нити захватывают меня и пытаются разорвать на части.

Стены поют. Их голоса жутки, но это песня. Этот город живой. Мастер сказал, что в подземельях города меня ждут иллюзии. Он солгал. В подземельях меня ожидает жизнь. Там, в глубине, сокрытая футами земли, защищенная камнем и темнотой, она покажется, ее не придется звать. Она придет посмотреть на того, кто посягнул на ее владения.

Свет перетекает в тени, я вижу перед собой книги. Бесчисленные тома занимают все место на бесконечных полках, уходящих под потолок. За моей спиной кто-то стоит, его присутствие очевидно.

«Тебе здесь не место».

Хрип. Пробуждение. Теперь я лежу, вяло думая о том, что же произошло на той равнине, когда я вознамерился свести счеты с жизнью. Это стремление чуть не разрушило мой разум и, уж конечно, разбило вдребезги его защитные стены. Позднее, стоило мне притронуться к виску, рождалась боль. Это было около ручья у самых подножий гор. Тогда я все еще хотел умереть. Теперь причины были очевидны: боль от удара по голове, когда рукоять ножа скользнула по черепу, вновь и вновь возрождалась под моими пальцами.

Предметы хранят разные отпечатки, если по какой-либо причине в них смогли их вложить. Яркие картины несут счастье и любовь, гобелен на стене в моей комнате пробуждает неявную тоску, которая не соизмерима в моем понимании с человеческой личностью; стены города вобрали воспоминание древней жизни, полной силы. С тем, далеко не все, чего я касаюсь, откликается на прикосновения, для этого чувство должно истечь наружу и наполнить меня, а большинство вещей мертво. Сколько раз в день мои руки прикасаются к предметам: одежде, принадлежностям, еде, собственному лицу? Иногда ничего не происходит целыми днями…

Мастер присел на край кровати, слегка качнув ее. Я вздрогнул.

— Демиан, — тихо позвал он.

Я вяло кивнул. Маг был прав: проникать в предметы было слишком опасным делом.

— Конь жив?

— Жив. Все обошлось.

— Спасибо, — я повернулся, подставляя ему свою многострадальную спину.

— Это ты удержал его на самом краю, не я.

— Непонятно, как и… зачем.

— Ответы есть в книгах, подумай над этим, — подсказал Мастер. — Обратись к Рене, она найдет для тебя многие ответы. Не бойся говорить с ней, не опасайся раскрыть какие-то секреты, кроме одного.

— Скажи, Мастер, — чтобы заполнить неловкую паузу, спросил я, — фантом похож на существо с моего гобелена?

Маг поднял голову и долго разглядывал изображение на стене.

— Да, — словно согласился он, — интересное изображение. И художник был хорош. Как я уже сказал, в книгах можно найти ответы на многие вопросы.

— Отказываясь отвечать, ты говоришь не меньше, чем если бы давал необходимые объяснения.

— Порой, я их даю, — отозвался маг. — Когда можно отделаться парой фраз. Это не фантом, это Лорес — привратник мира мертвых.

— Мифическое существо? — полюбопытствовал я.

— Проводник. Ну-ка, дай я посмотрю на твою руку, она все же болит?

— Не мудрено, — прошипел я, морщась, когда Мастер стал аккуратно снимать повязку. — Меня вчера проткнули чуть ли не насквозь!