Жест Лицедея (СИ)

— Ладно, успокойся. Я к тебе вовсе не по половым вопросам. Я как Хранитель рода пожаловал, — со смехом сообщил он.

— Что надобно гребаному Хранителю? Где ты все это время околачивался, когда был так нужен? — идти сразу в столовую и одновременно вести беседу с этим засранцем я не мог, поэтому свернул в гостиную.

— А ты маленький мальчик? Тебя до сих пор за ручку надо? Хватит, что я и без того за тобой приглядываю, — его беззвучный голос теперь доносился будто откуда-то с потолка. — Да, кстати, мне понравилось, как ты с Троцкой. Надо было ей еще в задницу засадить. Готов поспорить там еще никто не был. Разве не приятно стать первым?

— Стать первым, как ты вероломно с моей Леночкой?! Лучше не зли меня, — я подошел к распахнутому окну, глядя на пару конных жандармов — их лошади браво поцокали по переулку.

— Эх, тяжелый ты человек — не желаешь душевно поболтать о бабах. Тогда не стану задерживать. Одно хочу донести: спроси у Наташи о визите Салтыкова. Это было почти при ней, хотя вы с графом беседовали в твоей комнате, сестрица может кое-что знать. Пока, малыш, — и он удалился.

Тоже мне благодетель. Расспросить Наташу я додумался и без его подсказки. Как раз за завтраком мы и собирались поговорить, обо всем что хоть как-то может прояснить ситуацию с ключом, которым я будто бы являлся. А то, что Весериус исчез, практически не пообщавшись со мной, это было неприятно. И здесь больше моей вины: нужно было придержать мне злость, ведь я в самом деле соскучился по нему и очень бы хотел поговорить, пусть даже о всяких пустяках.

Когда я зашел в столовую, «мама» и Наташа сидели на своих местах и перед ними уже исходила паром горячая овсянка, которую из нас троих любила только Ирина. Меня особо порадовало то, что Наташа улыбалась, что-то говоря маме. Видеть это очень дорого стоит после вчерашних катастрофических событий. Значит мы остаемся семьей, несмотря на невероятной силы потрясения. У меня даже мелькнула мысль, уж не Перун-Алладин благоволит мне?

— Доброе утро и приятного аппетита, — сказал я, усаживаясь на стул. Второй раз пожелать доброго утра не повредит.

Отодвинув тарелку с овсянкой, я принялся за бифштекс, жестоко рассекая его ножом. И лишь после того, как отведал несколько кусочков, напомнил Ирине:

— Ты угрожала поделиться какими-то соображениями после разговора с Денисовой?

— Да, конечно. К сожалению, она ничего не знает о ключах. Даже первый раз такое слышит. Но кое-что интересное она сообщила, — Ирина Львовна героически расправилась с овсянкой. — Она утверждает, будто в те дни Петр Михайлович несколько раз заезжал к ним. И последний его визит состоялся вместе с двумя магами и…

Она замолчала, печально улыбаясь.

— Ну? — в нетерпении я начал злее жевать бифштекс.

— С тобой, Саша! И потом вы все вместе куда-то поехали аж на двух больших каретах — были там еще какие-то мужчины. Неужели ты даже это не помнишь? — удивилась «мама».

— Не помню. Честное слово, — я пожал плечами, прикидывая: то, что она сказала, разумеется, очень важно. Такое совпадения: два мага и все три человека, ставшие ключами.

— Вот же ты дурак! — рассмеялась Наташа. — Как можно не помнить такое?!

— Хорошо, а она не сказала, мы вместе с магами куда-то потом ездили? — я будто не заметил насмешку сестренки.

— Денисова утверждает будто вы все уезжали куда-то в сторону Павлино и больше она ничего не знает. Я много думала, что там, в Павлино может быть, и ничего на ум не приходило. Тем более я те места мало знаю, — Ирина поблагодарила кивком Зину за поднесенный кофе и продолжила: — А вот ночью подумала, что по пути на Павлино как раз расположены Дубки — старое поместье Трубецких. Ведь все Апрельские события решались через Трубецкого — Владимир Павлович был душой всех потрясений.

— Ну да, как бы логично, только ты представляешь, что если догадка верна, то… целое поместье — место слишком обширное, чтобы там что-либо искать. С другой стороны, это неплохая зацепка. Нужно съездить туда и расспросить местных, что делали там в те дни люди из двух больших карет, в том числе и я, — покончив с бифштексом, звякнув ножом и вилкой, я отодвинул блюдо. — Наташ, ну-ка вспомни, Салтыков незадолго до смерти приезжал к нам в сюда. Со мной он о чем говорил? Ты вообще это помнишь?

— Помню. Помню, как вы меня разозлили. Он зашел к тебе в комнату и говорил с тобой о чем-то, а меня не позвал. Даже дверь запер, будто я чужая. Было очень обидно, — поделилась сестричка.

— То есть ты ничего не слышала. А потом на волне женского любопытства ты меня не расспрашивала? — я сделал маленький глоток обжигающего кофе.

— Ты хвастался, что граф Салтыков тебе доверил тайну и ты ее ни за что не раскроешь. И еще, — она поджала губки, вспоминая. — Еще говорил, что проход мертвых запечатан и все теперь в ногах святого Сергея. Я сказала, что ты идиот и ушла в свою комнату. Вообще, тогда я очень обиделась. Хотелось даже тебе по морде дать.