И я начал медленно расстегивать рубашку, затем столь же неторопливо снимать брюки, ожидая сюрприза. Единственным сюрпризом стало то, что она разделась раньше меня и легла на кровать лишь в одних трусиках.
— Тебе нравятся черные парни? — спросил я, устроившись рядом и положив руку на ее животик.
— Да, — сказала она, пусто глядя в потолок.
— Почему? — я начал стягивать с ведьмы трусики. Мой член и без того напряженный, налился еще большей силой от прикосновений к ее телу.
— Ты хочешь, чтобы я сначала взяла в рот? — она повернулась ко мне и сдавила ладошкой готового к приключениям воина.
— Я хочу так… как хочешь ты. Лишь бы тебе было хорошо. Ты очень красивая девочка, — пока я это говорил она наклонилась и лизнула его кончик.
Потом, подняв голову, посмотрела с насмешкой на меня. Только сейчас в ней стало больше жизни, постепенно уходило то невыносимое безразличие, которое меня так мучило.
— Черный парень, — произнесла она и втянула в себя головку моего труженика, посасывая и погружая глубже в ротик.
Я потянулся к ее ягодицам, придвинул ее ближе к себе и добрался до манившей меня складочки. Когда мои пальчики проникли в нее, она я такой жадностью присосалась к труженику, что я закряхтел от удовольствия.
— Как твое имя, черный мальчик? — спросила юная графиня, на миг оторвавшись от чувственных шалостей.
— Заяц я. Шоколадный Заяц! — сейчас мне жутко хотелось поставить ее раком, но я решил еще немного подразнить ее и себя.
— Ты правда шоколадный. Мне нравится, — она пощекотала языком мои поджатые яйца.
Я, в благодарность, лаская ее мокрую складочку, нащупал самое чувственное место. Ведьмочка вздрогнула и заглотила член до самого горлышка. От нежных прикосновений моих пальцев ягодка в ее ложбинке набухла, и теперь каждое прикосновение к ней пронзало Наташу сладким током. Чмокая моим огромным чупа-чупсом, она все чаше подрагивала и мучительно стонала, а потом упала на подушки и попросила:
— Войди в меня! Заяц! Скорее!
И я вошел. Вошел так, как того хотел: решительно поставив ее на четвереньки. Вонзив длинную твердь сразу на половину в мокрую, горячую от нетерпения пещерку. Сестренка заорала от боли и наслаждения. Двинула ягодицами насаживаясь на него.
— Нравится, сучка! — от острых ощущений меня потянуло на грубости.
— Да! Еще! — она жаждала того же.
Я притянул ее к себе, разводя в стороны ее бедра. Вытащил и вонзил снова, заставляя ее, судорожно выгнуться и закричать. Двинулся в ней, входя все чаще, глубже.
Она взорвалась от оргазма первая: затряслась, запрокинув голову и жалобно застонав.
Я стиснул ее груди, мучая частыми ударами тесную пещерку, чувствуя, как жар и божественный трепет наполняет меня.
— Вытащи! — выкрикнула она, тоже ощущая мое запредельное состояние.
Я выдернул. Ведьма повернулась, с жадностью хватая его губами. Хотя несколько запоздав. Измученный воин уже щедро стрелял на нее и на постель.
Через несколько минут мы отдышались. Наташа оторвала голову от моей груди и сказала:
— Я знаю, что это ты. Поняла, раньше, чем ты подошел к моему столику.
Вот так!.. Вот вам и сюрприз. И разгадка почему она себя так повела. На сердце стало так тепло и приятно! Она уже простила меня, иначе постельного безумия не случилось бы. Как хорошо, что ее запредельная вспыльчивость соединялась с быстрой отходчивостью.
Раньше, чем я успел что-либо сказать, она прижалась ко мне и заплакала.
— Наташенька, — я повернул ее к себе, чтобы видеть лицо, немного измазанное спермой. Вытер ее краем простыни. И дальше… Дальше я не знал, что говорить. Вмиг будто все мысли, все слова, которые я собирался донести до нее растворились.
— Ты дурак! Ты просто дурак! — рыдала она. — Я тебя люблю! Понимаешь?!
— Но я же идиот и урод! — мне захотелось смеяться. От радости.
— Поэтому и люблю! Меня расстраивает, что ты становишься красивым. Раньше ты был лучше, — она коснулась пальцем моего уха и, всхлипнув, улыбнулась. — Я не люблю красивых мальчиков. Ты для меня всегда ты был самый лучший! Скажи теперь, что ты тоже меня любишь! Говори, иначе я умру!
— Я тебя очень люблю! Наташ, дорогая, это даже не обсуждается. Очень, очень тебя люблю! — поцеловал ее в губы. — Скажи правду, ты изменяла мне за эти дни?
— Только с магистром, — почти сразу ответила она. — Мне очень захотелось. А он старый, некрасивый, мне захотелось попробовать.
— Моя хорошая, ты растешь развратной шлюхой. И я почему-то тебя от этого люблю еще больше, — я почувствовал, что член снова наливается силой, но это сейчас было совершенно не в тему. Нам очень нужно поговорить о самом важном — о нас. Я сказал: — Мама очень расстроена. Переживает за тебя и просто сходит с ума. Наташ, ты только подумай: она мне сказала даже, что ей жить не хочется. Зачем ты убежала? Мы же друг другу не враги. Ты, мама и я. Мы самые близкие люди. Могли обо всем этом поговорить дома.
— Не могли поговорить. Я хотела вас убить, — отозвалась она, отвернувшись. — Могла так сделать, если бы задержалась еще на минуту.