Жест Лицедея (СИ)

Закончив рассказ о наших приключениях в поместье Трубецких, Светлана как бы между делом сказала, что переписка со мной, начатая несколько месяцев назад и совместные расследования о месте нахождения тайника, очень сблизили нас, и теперь между нами сердечные отношения.

— Света, я не понимаю! Я вообще не понимаю тебя! — возмутился Григорий Матвеевич. — Спрашивается, зачем я тогда платил деньги Кулиеву? Почему я все это время был в неведенье! Ты все время что-то делаешь за моей спиной! Уже который раз я узнаю о твоих делах последний! И потом как снег на голову! Получите, распишитесь, дочка уже все решила так и совсем по-своему!

Троцкий выглядел сердитым и растерянным. Настолько что сам себе налил рюмку водки и опрокинул ее в рот, тут же схватив кусочек ветчины.

— Папа, я уже не маленькая девочка, и у меня есть свои интересы! Когда ты к этому привыкнешь? Между прочим, мои старания всегда шли только на пользу нашей семье! Почему ты меня упрекаешь в том, что я стараюсь для нас всех?! — в свою очередь возмутилась Светлана. — А твой Кулиев — ему на рынке дынями торговать, а не лезть в дела, в которых он ничего не смыслит. Тоже нашел еще помощника!

Вот это Светочка круто повернула! Я был в восторге, а Троцких тут же смягчился и едва ли уже не был готов просить извинения у «дочери».

— И вот еще что, папа, чтоб потом не говорил, будто я тебя снова держу в неведенье… — здесь она выдержала паузу и потянулась за сигаретой. Когда я галантно помог ей прикурить, сказала: — Мы с Сашей решили пожениться. Хотим в конце августа.

Вот именно здесь у Троцкого-старшего и наступило то самое охренение, о котором я упомянул ранее. Он тоже потянулся к пачке сигарет, вставил одну себе в рот не той стороной.

— Папа, ты же не куришь, — Светлана переглянулась со мной.

Я понял ее мысль: может сведения, почерпнутые из относительно свежей газеты, о некурящем Троцком, порицавшем за это дочь, были неверны?

— Я попробую, — буркнул он, чиркнув спичкой. — Насколько я знаю, Александру Петровичу даже не восемнадцати, а тебе уже двадцать два. К тому же мы с его семьей не находим понимания. Что происходит с тобой, Света!

— Ты хочешь сказать, что я для него старая?! — похоже новую Троцкую этот упрек реально задел. — Когда ко мне лип фландрийский герцог, который старше меня на пятнадцать лет, тебя это не смущало?!

— Нет, ну я не об этом. Просто мы никогда не дружили с Разумовскими. Я не понимаю, что происходит! — он снова налил себе водки. Прежде чем выпить, затянулся, закашлялся дымом. — У тебя же столько серьезных женихов! Один Луций Максим чего стоит!

— Не говори мне больше о консуле! Слышать о нем ничего не хочу! — видно по всему Троцкая казалась сердитой, даже полной праведного гнева. — Саш, принеси, пожалуйста, тот сверток из тайника! Отдадим его папе, пусть дальше сам разбирается с этими делами!

И это тоже был прекрасный ход! Я люблю новую Светлану! Я на ней женюсь! В эту минуту мне показалось, что даже святые идеи Перуна-Алладина можно отодвинуть в сторону. Видят боги, мне хватит только одной Троцкой.

Поднимаясь по лестнице, я слышал, как Григорий Матвеевич что-то недовольно ворчал, потом оправдывался, мол, «дочь» его неправильно поняла.

Уходил он от нас слегка пьяный, со свертком из тайника в обнимку, очень прилично подправленный моими ментальными установками. И через меню выглядел так:

«Объект-инфо»

«Троцкий Григорий Матвеевич. Возраст 53 года. Магическими техниками не обладает. Сильное волнение. Удивление. Чувство стыда по отношению к дочери. Желание угодить дочери. Спутанность. Отношение к вам: интерес к вас, потребность в общении с вами, желание понять вас, удивление вами, незначительное уважение к вам».

Неплохо, правда?

— И еще, папа, — Светлана задержала его у двери. — Я бы хотела, чтобы Чаша Никорпа хранилась у нас с Сашей, если ты действительно хочешь, чтобы я продолжила этим заниматься, — она многозначительно указала на свиток в его руках.

— Видишь, как плохо, что ты поругалась с консулом? Все дороги ведут в Рим… — произнес Троцкий ту самую фразу, которую мы вписали в один из документов Салтыкова. — Чашу потом заберешь, если не передумаешь, конечно, — сказал он, выходя на улицу.

А мы глядели ему вслед со скорбными лицами: еще бы, боль утраты Ирины Львовны нестерпимо щемит наши сердца.

Когда карета отъехала, мы бросились друг к другу, не в силах сдержать смех и жаркие поцелуи.

— Как же ты все здорово повернула! — восхищался я. — За это, тебя трахну сейчас!

— Да!.. — отозвалась она. — Идем скорее в мою комнату!

* * *