Жестянка

И три узких двери. За одной из них обнаружилась пустая комната без окон, помещение неизвестного назначения со столом по центру, на котором стоял переносной транзисторный радиоприёмник «Меридиан-210» в тёмно-коричневом деревянном корпусе. Впрочем, цвет под слоем пыли угадывался с трудом. Довольно стильный аппарат с выдвижной штыревой антенной и удобной ручкой. Крысы не смогли подняться по металлическим ножкам стола, и приёмник уцелел. Зачем его тут поставили, такого одинокого? Никакой логики.

— Пока что нам везёт, — усмехнулся я. — Как думаете, оживить можно?

— Спецы решат, — уклончиво ответила Ирина.

Вторая дверь вела в небольшой коридор с совмещённым туалетом и кладовкой, где хранились скребки, веники, мётлы, две швабры и пара вёдер. Здесь же был вход в каморку кассы с окошком, выходящим на перрон. Видно две цистерны, что в них залито?

— Спирт! — смело озвучил Пикачёв, прочитав мои мысли.

— Вам лишь бы нажраться, — беззлобно бросила Кретова.

— У Казаникова нажрёшься, как же... — проворчал я. — Чтобы нажраться, надо чаще в Передел ездить, а не на заброшенные желдорстанции.

— Помечтали? Заканчиваем с вокзалом и идём дальше, — поторопила нас Ирка.

В третью дверь мы вошли практически одновременно. Одновременно же и застыли.

— Вот знал я, что лопаты надо было на гравилёт закинуть, — тихо сказал Спика.

Теперь уже можно признать: группа действительно становится похоронной командой. Судя по всему, скелет осыпался на пол, изначально же человек умер в положении сидя у стены возле окна. Если бы не одежда и оружие, его вполне можно было принять за немца, третьего из разведгруппы. История повторяется. Вот и остатки бинтов.

— Это наш, русский, — глухо сказала Ирина.

Даже в таком ракурсе можно было безошибочно определить, что человек мертв уже давно. Кожа на серо-коричневом лице превратилась в пергамент, частично сползший с черепа клочьями, один глаз устрашающе смотрел сквозь нас пустым высохшим взором, а вместо второго зияла черная дыра. Зато образцово белые зубы покойника находились в отличной сохранности и на виду, лишенные естественного покрова щёк и губ…

Простенький брезентовый рюкзак среднего размера лежит рядом, куртка типа анорак защитного цвета, выгоревшая панамка-афганка... Хорошие раньше красители и ткани выпускали, вещи почти не состарились. Даже цвет не изменился. Здесь тоже хватало стреляных гильз.

— В окно гляньте, — негромко предложил Спика.

Думаю, что эта комнатка, как и помещение без окон напротив, предназначены для начальника вокзала и дежурного по станции. С этой точки отлично просматривались ворота гаража и вход в диспетчерскую. Стрелять удобно.

— Вот отсюда он по фрицам и врезал, — задумчиво сказала наш командир, поднимая с пола тяжёлый ручной пулемёт на разложенных сошках.

— А они ответили, — буркнул я, разглядывая пулевые отметины на стене.

— Не факт, — качнула головой Ирина, — мог и он ответочку загнать, будучи подраненным.

— Сейчас уже не угадать... — вздохнул я невесело.

— Дегтярёва пехотный, ДП, — поторопился Спика, желая вслух определить оружие первым. — Дай подержать!

— С радостью, таскай! — усмехнулась Кретова, передавая ему ношу массой почти в одиннадцать килограммов. — Что притих, Рубин, о чём размышляешь?

— Его звали Исайкин О. Олег? — предположил я, показывая напарникам изнанку головного убора и надпись, сделанную там чернильным карандашом.

Молодые уже и не знают, что это такое, а вот в войсках запасы чернильных карандашей еще долго оставались. Знаю, что у Деда есть несколько штук. Никому не даёт. В Советском Союзе химическими карандашами писали письма или просто рисовали. Послюнил и пиши, образовавшиеся чернила не смоются. В почтовых отделениях к столам были привязаны на веревочке именно химические карандаши, необходимые для заполнения различных бланков или указания адреса на деревянных посылочных ящиках. Они были удобны и в полевых условиях. Не нужны чернила в бутыльке, их можно было спокойно носить в кармане, а при необходимости просто заточить, да и клякс такие карандаши не оставляли. В армии ими частенько подписывали форму, чаще всего шапки, пилотки и панамы.

— Вдруг он не Исайкин, здесь чужую панамку добыл? — усомнился в моей версии Спика.

— А какие у нас есть варианты? — спросил я с раздражением, — Так мы хоть как-то останки идентифицируем, иначе воин останется безымянным. А он наш.

— Пусть будет Олегом Исайкиным, так и захороним, — сказала Кретова последнее слово.

Кивнув, я отодвинул штурмана от окна, высунулся, посмотрел на диспетчерскую, а потом наверх.

— Свесы кровли широкие, дождь в комнату не попадал. Поэтому пулемёт и не проржавел.

— На Жестянке, от дождей, шутишь? — криво усмехнулась Ирина. — Разве что на открытом воздухе будет лежать.

— Целенький! — Спика погладил рукой характерный раструб пламегасителя на стволе. — Вот только жутковато как-то...

— Что именно? — не поняла Кретова.

— Ну, при жутковатых обстоятельствах появился первый пулемёт в гарнизоне.