Следов присутствия человека в диком степном краю совсем немного. На обочинах этой грунтовой магистрали невозможно найти, например, мятый колёсный диск или изношенную автопокрышку. Обувщик за такую находку душу продаст. Обочины у нас образцово чистые, ни бутылки, ни бумажки. При желании можно отыскать пустые консервные банки, потому что консервы всех видов нередко попадаются в красных бочках. Однако и эта пустая тара валяется не абы где, а в строго определённых местах, которые мы называем «мотелями». Это кое-как организованные места ночных придорожных стоянок промысловиков, курьеров и свободных странников — расчищенные от кустарника ровные площадки, обложенные крупными камнями очаги и балаганы, крытые дёрном шалаши или небольшие чумы, составленные из кривых жердей и веток.
Если уж тебя в пути застала ночь, то лучше остановиться в таком «мотеле», спокойней будет. Обычно их ставят грамотно — хороший обзор во все стороны, незаметно ни зверю не подкрасться, ни врагу, поблизости есть пресная вода. А вот продуктовые закладки или депо, как называют такие нычки, в мотелях искать бесполезно. Если они и имеются поблизости, то тщательно замаскированы. Во всяком случае, я про них только слышал, обнаружить депо ещё не удавалось.
Не просто жара стоит, а настоящее пекло. Хоть бы одно облачко появилось!
Как же здесь не хватает авто с кондиционерами! Не сними мы верхние половинки дверей, сварились бы. Спасает только набегающий на скорости встречный поток. Но его сейчас нет, как и нет и той самой скорости, «уазик» еле плетётся, переваливаясь на буераках. Где дорожные службы, я спрашиваю, куда смотрят власти? Пассажиры к моему ворчанию не присоединились. Они только кряхтели, участвуя телами в маневрах между колдобинами.
Прицеп на буераках мешает. Конечно, его можно было бы пристегнуть тросом к гравилёту, эта бесовская техника потянет дюжину таких, и не заметит. Но тогда конвой потеряет средство разведки.
Мозги плавятся.
— Каждое утро я укрепляюсь в мысли, что в этом дурдоме все неизлечимо больны. Чаще всего психически, — неожиданно объявил интендант.
— Почему именно утром, Иосиф Самуилович? — тут же поинтересовался Спика, которому смертельно надоело ехать в тишине. Он и так все запасы молчания израсходовал на месяц вперед, любит молодой поболтать, водится за ним такой грешок.
Троцкий посмотрел на него оценивающе, словно впервые увидел.
— Потому что, молодой человек, я пребываю в таком возрасте и состоянии здоровья, когда следует прислушиваться к мудрой поговорке: «если ты проснулся, и у тебя ничего не болит, то ты умер».
Молодой человек громко хрюкнул.
— С утра пораньше и днём мне мотают нервы и тянут жилы без наркоза самые бестолковые представители нашей общины, — развернул тему интендант. — Отдельно могу выделить вас, спасателей. Да-да! Шумные, наглые, скандальные. Из-за какой-то железки или тряпки готовы лишить меня пары лет оставшейся жизни... В результате уже к пяти вечера у меня начинает раскалываться голова.
— А медички?
— Эти ещё хуже! — быстро ответив мне, интендант безнадёжно махнул ладонью.
Теперь рассмеялся я. Может быть, несколько злорадно.
А молодой человек увидел повод озвучить своё мнение:
— Нет, ни в какие болезни я не верю, папаша! — бухнул он громко и решительно. — Я верю в то, что мы избранные. Резерв на чёрный день.
— То есть сейчас, по-твоему, дни светлые? Ну-ну, верьте дальше, надежды юношей питают... Ох, что-то мне нехорошо, плохо переношу тряску, — пожаловался интендант, положив пальцы на виски. — Где у нас термос с чаем? Ох... Денис, не могли бы вы вести машину таки поровнее? Говорил мне папенька: «Иосик, старайся ехать в лимузине, не лазай в джипы, это же табуретки на колёсах!»
— Иосиф Самуилович, ровней никак не получится. Может, вам стоит пересесть к Ирине? Поедете как падишах, не колыхаясь, — предложил я серьёзно. Жалко интенданта, трясёт изрядно. Ещё пару километров будет тянуться тряский участок дороги с ухабами и ямами. И так плетусь со скоростью двадцать. Ещё и прицеп этот...
— На разделочной доске с неизвестными излучениями под задницей? Я вас умоляю... научно объяснил отказ Троцкий, от безнадёги тягостно вздохнув.
Огромную желтоватую равнину, конечно же, сложно обозревать, если путь лежит в низине — куда ни глянь, густые заросли кустарника скрывают горизонты. Но стоит только подняться на любой холм, и сразу открывается замечательный вид на все местные красоты, которые многим могут показаться сомнительными. А мне нравится. Огромное пространство раскидывается под тобой живой картой, всплывают величественные горные хребты, обозначаются извилистые русла рек, проявляются редкие овраги и пятна болот на месте пересохших от жары озёр.
Кретовой надело плестись черепахой, она люто ненавидит такое ползанье. Гравилёт замер в полукилометре, ожидая, когда мы доберёмся. Далековато, не нужно так делать.
— Вы бы прилегли, что ли, — вежливо посоветовал я Троцкому. — Чем ниже голова, тем меньше амплитуда раскачки. Всё сиденье ваше.
Теперь Спика сидел рядом со мной, впереди.