Жестяной пожарный

Расспрашивать беглянку о замысле и литературном исполнении ее книги мне было неловко, но она сама, не входя в подробности, об этом заговорила. Когда Светлана, поддавшись на уговоры близких друзей, работала над книгой, сидя в Москве, она и представить не могла, что эти ее семейные воспоминания вызовут такой ажиотаж еще до публикации. Дочь Сталина действительно не понимала, что каждому ее слову, выпорхнувшему из золотой клетки, запертой на семь замков, суждено стать мировой сенсацией. Стремление десятков издательств в разных странах приобрести права на перевод и издание «Двадцати писем» стало для нее приятной неожиданностью. Я слушал Светлану с острым интересом – ее работа, уже законченная, была по смыслу созвучна моей, еще не начатой. Из ее немногословного рассказа я сделал для себя вывод: мне необходимо найти особую, оригинальную форму повествования, иначе мой «ИС» станет скучным изложением известных фактов из жизни криминального авантюриста, державшего в страхе и повиновении сотни миллионов людей. Если мне посчастливится найти такую форму, «ИС» станет вершиной моего писательства, которому, в сущности, посвящена моя жизнь.

Проводив Светлану за океан, мы с Кей вернулись домой, в окрестности Парижа, в наш уютный, утопающий в зелени домик. В шутку я называл его «мой замок», потому что это было первое мое жилье, безраздельно принадлежавшее лично мне, а не роду баронов д’Астье или графов де Монталиве. Я стал полноправным домовладельцем. Не сладостное чувство собственности меня грело, а полная независимость от кого бы то ни было. Здесь – с Кей и за письменным столом в моем кабинете – я был счастлив настолько, насколько это возможно в нашей жизни. Иногда я вспоминал реплику, брошенную мне однажды де Голлем: «Счастья не существует!» Нет, генерал, существует.

Я наконец-то вернулся к литературному труду, и сочинительство составляло часть моего счастья. Ради этого двадцатилетним юношей отказался я, в нарушение всех семейных традиций, от офицерской карьеры в военно-морском флоте и с головой погрузился в богемную жизнь молодых парижских поэтов-сюрреалистов. Судьба вольно мною распоряжалась, я много раз бросался в огонь разных мировых пожаров, пережил внезапное богатство и такое же внезапное разорение, мрачное подполье и головокружительный общественный взлет, стал, как и кумир моего раннего детства – капрал-пожарный Тибо, кавалером ордена Почетного легиона… Но вот я снова перед чистым листом бумаги, с пером в руке. И «возвращается ветер на круги своя». Да здравствует судьба!

В моем увитом ярко-зеленым плющом домике я не скучал по прошлому. С меня было достаточно настоящего: оно благосклонно наполняло меня до краев. А в будущее я не заглядывал, не веря в пользу такого предприятия.

Шло время, и отмеренные сроки отбивались, как склянки на корабле. К работе над главной своей книгой о Сталине я готовился, заканчивая начатые вещи и отодвигая самую главную на потом. Эта нерешительность – назовем ее так – самому мне действовала на нервы: нельзя было бесконечно откладывать, надо было начинать, иначе промедление выглядело бы как трусость перед непомерностью выбранной мною темы. А трусом я не желал выглядеть, тем более в собственных глазах. Ведь все-таки я – Жестяной пожарный!

И наконец пришел этот день: я придумал книгу. Можно было начинать.

На стопке бумаги перед собой, на титуле, я вывел:

ИС.

Плутовской роман Войны и Мира.

Да, я придумал: Сталин сам, от первого лица, без утайки рассказывает о себе – от первых зыбких воспоминаний в маленьком кавказском Гори до смертельных желудочных колик и прерывистого дыхания Чейна – Стокса после ночного застолья на подмосковной заснеженной даче. Никогда и никто из писателей не принуждал кремлевского деспота говорить с людьми напрямую, лицом к лицу – я буду первым. У меня получится!

На первой странице я написал:

«Иосиф Джугашвили – так меня зовут. Это мое родовое имя, я получил его по рождении на свет при полном согласии родителей: Виссариона (Бесо) Джугашвили, алкоголика, и Екатерины (Кеке) Геладзе, поломойки. Это случилось 6 декабря 1878 года, в грузинском городке Гори…»

Начало было положено. Все было готово. Оставалось лишь написать книгу.

Справка

Эммануэль д’Астье скончался в 1969 году, шестидесяти девяти лет от роду, в своем доме, в пятидесяти километрах севернее Парижа. Судьба его незаконченного романа «ИС» осталась неизвестной; некоторые исследователи утверждают, что автор сжег рукопись перед смертью.