Жестяной самолетик (сборник)

«Нет, авангардист быть реалистом не может. Определенно», — подумала девчонка — и, сделав это концептуальное культурологическое заключение, огляделась в поисках того, за что бы понадежнее уцепиться. И с тоскливым предчувствием обратной дороги мысленно позавидовала Стасу, а заодно и поклаже, — их путешествие медленно, но верно приближалось к концу. А ей, Лиске, предстояло возвращение. Было от чего завыть волком, раз и навсегда испохабив окрестным бобикам привычную и понятную картину мира. Вон, пробегающий мимо приостановился, будто споткнувшись о дурное предчувствие, поглядел с подозрением, поймал носом восходящие воздушные потоки. Лиска смущенно отвела глаза. Пес умиротворенно потрусил дальше, помахивая украшенным репейниками хвостом.

Возвращению предшествовали два часа позора для Стасика и рядовых, они же — два часа здорового смеха для сержанта и Лиски. Солдаты, неплохо проявив себя на разгрузочных работах, сникли, едва дело дошло до установки палаток. Стас такого развития событий никак не ожидал, но понты организатора и вдохновителя не позволяли ему сникнуть вслед за солдатами. И он принялся руководить. Вот тут-то Лиску и начал смех разбирать. Потому что Стас-руководитель всегда был зрелищем преуморительным, еще более веселым, нежели руководитель Борюсик.

Что же до сержанта, он начал хмыкать намного раньше, едва солдаты принялись расстилать палатку на траве. Но не помог даже советом. Лиска не понимала, почему. То ли это было ниже его достоинства, то ли он просто любил поржать. Только по истечении получаса он начал ворчливо давать рекомендации, формулируя мысли, как поняла Лиска, с оглядкой на нее. А еще через час ему настолько осточертело созерцать трех лохов, неумело вписанных провинциальным художником в стандартный среднерусский пейзаж, что он принялся помогать не только словами (и слова эти уже не подбирал), но и делом. Тут без полупочтенных выражений тоже не обошлось.

Вдоволь наглядевшись на Стаса на фоне палатки, Лиска забралась поглубже в опустевший кузов грузовика и принялась от нечего делать — в голове и в душе было пусто, как всегда в конце бестолково прожитого дня, — разглядывать в дырочку в тенте все тот же пейзаж, который не проплывал, а нервно поскакивал мимо.

Как бы то ни было, обратную дорогу она перенесла легче. И это притом, что решила поэкстремалить, прокатившись в кузове. Вспомнилось то ли услышанное давным-давно, то ли вычитанное — и такое справедливое: у нас-де не дороги, а направления. Вспомнилось не с грустью — с гордостью. Как там Макс сказал? Ни разу не танкоопасная местность?

А музе-то что за печаль? Ей по земле топать не по рангу. Даже такой, как Лискина. А у Лиски — втайне от всех — была своя личная муза, озорная, чуть-чуть простодушная и ни капельки не задавака.

И вот сейчас муза прилетела и, умостившись на верхушке Лискиного карандаша, принялась надиктовывать немножко хулиганское:

Ах, родина! Ах, Русь моя срединная!
Не охватить ни взглядом, ни душой!
Иду часа четыре с половиною
К забытой деревеньке небольшой.
Иду вперед размытыми дорогами,
Взбираюсь тяжело на косогор.
Моим путем рискнут пройти немногие —
Кто любит, как и я, родной простор.
А где-то за бугром — Европа тесная,
Давно обжит в ней каждый уголок…
И мысль одну я, как ребенка, пестую:
Там нет простора. Ну а здесь — дорог…

Практичная Лиска предпочла бы вместо стишка детальную сводку, какие сюрпризы день грядущий ей готовит. Но музы, увы, не гадалки. А если бы ее персональная оказалась еще и гадалкой… у-у-у, столь хищническую эксплуатацию музы девчонка потом бы себе не простила. Музы-то, даже самые отъявленные, все ж таки существа с тонкой душевной организацией.

9

А то, что происходило потом, в организации, конечно, нуждалось, но не в тонкой и не в душевной, а в такой, какую недавно продемонстрировал сержант. И Лиска поняла это очень скоро. Чуть ли не в момент знакомства с участниками Второго слета имени Победившего Авангардизма.