Жесткая посадка

«Естественность нравов русской деревни смешалась со зверством мегаполиса», - подумал я. И снова вызвал Эдуарда.

На этот раз он воспринял мой звонок с облегчением.

– Серж, - радостно заорал он в трубку, - где ты находишься?

– Слава Богу, - отреагировал я, - всё нормально?

Эдик запнулся.

– Ты знаешь, я адвокат и приучен автоматически врать. Но не в таких размерах. Ничего нормального нет, но есть выход.

– Хорошо, - произнёс я, смиряясь с неизбежностью. - Я на углу Усиевича и Лизы Чайкиной.

Пауза, которую сделал Эдуард, посекундно отдавала мне в висках уколами иголок. Очевидно, что он с кем-то советовался.

– Хорошо, - повторил Эдик, судя по всему, облегчённо вздохнув. - Иди к Ленинградке, выходи на неё и оттуда двигайся к Аэровокзалу. Через триста метров по твоей стороне будет шашлычная «Ширази». Тошниловка типа стекляшка. Туда и заходи.

– А дальше? Дальше, Эдик?

– Выброси телефон. - Это было последнее, что я услышал перед тем, как в трубке запели короткие гудки.

Я замер. Телефон начал вибрировать у меня в руках, и я выключил его, даже не поглядев на номер звонившего. Подошёл к урне и опустил туда трубку, стоившую мне когда-то девятьсот долларов.

Ощущение было кошмарное - я остался без связи с внешним миром, на поверхности чужой, плохо знакомой, враждебной планеты.

Планеты Обезьян.

И я двинулся по тротуару в указанном Эдиком направлении. Ленинградка? Так, пусть будет Ленинградка. «Ширази», «Гюмри»… Удивительно, как мало надо человеку, чтобы его сломить. Я посмотрел на часы. Да, одиннадцать часов изоляции от привычного мира плюс враждебная неизвестность…

И я совершенно не удивился и не сопротивлялся, когда ехавший мимо «Фольксваген» ловко ткнулся в бордюр тротуара, и два человека мгновенно, как уборщица забрасывает ненужную тряпку в стоящее от неё в трёх метрах ведро, под руки водворили меня внутрь.

Меня всё-таки «закрыли»…

Алекс Зимгаевский, в миру - Зим

На ночлег мы расположились под гребнем невысокого увала, возле тоненького ручейка, берущего своё начало в линзе вечной мерзлоты на склонах Хребта. Отсюда я мог просматривать большой кусок долины реки, а также вход в ущелье, возле которого лежал наш вертолёт. Я развёл небольшой костёр, предварительно озаботившись тем, чтобы он прикрывался козырьком подмытого берега, - рейды рыбоохраны приучили нас всех на побережье, что все неприятности приходят с воздуха. Так что ночь - не ночь, а чем чёрт не шутит, когда Бог спит…

И уже здесь, возле костра, я снова, с пристрастием Степана Шешковского на государевом прави?ле, допросил единственное имевшееся в моих руках живое существо, которое могло дать ответы хоть на какие-то вопросы, - простого московского бизнесмена Витька?, поехавшего за мешком денег на край света, да так едва и не сгинувшего.

Информации из Витьки мне много выудить не удалось - сверх того, что рассказывал в Орхояне, он поведал лишь о каком-то московском шамане, который нёс свой обычный шаманский бред про верхний мир и тайные сущности. Ерунда, Сеня Дьячков, когда мы его выпускали плясать перед заезжими киношниками из «National Broadcasting», нёс и более правдоподобную «мудрость предков»…

Понятно было, что Витю после всех наших приключений хватил мозговой ступор. Я прикрикнул на него, чтобы спал, - назавтра он был нужен мне в полном сознании и полным сил. Витя задремал, а я вытащил из рюкзака оба пистолета, которыми были вооружены наши, так сказать, помощнички, и задумался.

«Glock» был для меня непривычной машиной, хотя, в принципе, о пистолетах я знал довольно много. Баланс у него показался мне неплохим, хотя до старого «Люгера» 1908 года ему было далеко. Зато при приемлемых габаритах у него в магазине было много патронов, да и вес у него был неплох. Небольшой вес, то есть…

Я загнал патрон в ствол, вынул магазин, передёрнул затвор. В обычной ситуации я не преминул бы сделать из него несколько выстрелов. А, собственно говоря что этому мешает? - решил я, другой такой возможности не будет. Пока ещё на этих горах не наблюдалось никаких других живых существ, кроме нас и трёх облезлых северных оленей на соседнем увале. Ревизовав боеприпасы, я решил, что одной обоймой вполне могу пожертвовать. Тем более что в каждой остававшейся было по семнадцать патронов.

Положив оба пистолета рядом, я заснул.

И проснулся только от прикосновения к щеке холодного дыхания тумана, ночью незаметно подкравшегося через отроги Хребта с ледяной поверхности Охотского моря.