Жесткий контакт

Мы вошли в сад, самый центральный в этом городе, огляделись.

“Пошли-ка во-о-он к той свободной скамеечке под липой”.

“Пойдем, куратор”.

“Кстати, как думаешь, почему тебя курировал специалист моего ранга ?”

“Я слишком ценный Рекрут. Был”.

“Не спорю, ты был исключительный Рекрут. Можно сказать – гений. Жалко, сошел с ума. Но не расстраивайся – по моему мнению, так вообще гениальность не что иное, как болезнь, которая, к сожалению, иногда прогрессирует”.

“Хрен с тобой, пускай я шиз. Но кто тогда ты? Ты, которого сумасшедший обвел вокруг пальца?”

Я промолчал, скосил глаза, посмотрел на него внимательно. Кожа над верхней губой объекта побелела. Он не видит себя со стороны и пока ничего не чувствует. Он уверен, что контролирует ситуацию. Ну-ну, подождем еще минуту, максимум полторы.

Мы подошли к скамейке, я присел на краешек.

“Подвинься, я слева сяду, с краю”.

“Садись, – я подвинулся. – Понимаю, хочешь сидеть так, чтобы рука с гранатой была подальше от куратора. Разумно”.

“Не обольщайся, я тебя не боюсь. Просто страхуюсь”.

“И это понимаю, сам привык страховаться-перестраховываться за те лихие годы, что предшествовали спокойной кураторской должности. Между прочим, когда тебя рекрутировали, пресловутая страховка тоже имела место. И знаешь, в чем она заключалась? Тебе впарили лажу про нашу организацию. Ты, как и многие из низшего звена исполнителей, а уж тем более как большинство Рекрутов, уверен, что работаешь на некую касту наемных убийц, на наследников легендарных экстримеро. Мне, молодому-красивому, чтоб ты знал, во время вербовки много лет назад втюхали ту же лажу, что и тебе, что и большинству. Долгие годы я, в ту пору рядовой исполнитель, искренне считал, что генетически являюсь прирожденным убийцей. А до того числил себя в стане благородных разбойников, которые попали на тропу войны по не зависящим от них обстоятельствам, как это случилось с твоим героем по кличке Шаман из первой части рукописи”.

Я замолчал. Молчал и он. Уже? Поворачиваю голову, смотрю на Ткачева, на сумасшедшего Рекрута, возжелавшего слишком многого, переоценившего себя, перемудрившего. И вижу – уже.

“Что, друг Ткачев? Моргаешь? Веками, значит, пока двигать получается, а остальное тело закостенело, да? Обидно тебе, наверное, что и кулак, сжимающий гранату, тоже закостенел? Обидно, конечно. Понял уже небось внезапно и неожиданно, что умираешь, да?”

Достаю сигарету, прикуриваю не спеша.

“Поговорка “На всякого мудреца довольно простоты” в полной мере относится к тебе, дружок мятежный Рекрут. В начале части третьей твоих сочинений написано, мол, “Ткачи”, по слухам, владеют техникой Сису. Слышал звон, а не знаешь, где он. Эта поговорка тоже про тебя. Надеялся, что мы с тобой доживем до ста лет, а то и дольше и я, приближенный к старичку-властелину патриарх, обучу будущих “Ткачей” древним сакральным боевым системам, да? Ты, бедолага, даже и не догадывался, что китайское искусство “Дим Мак”, сиречь “Искусство отравленного прикосновения”, не что иное, как слабое восточное эхо северного Сису. Ты, дурашка, протянул пятерню для рукопожатия и не почувствовал, как я качнул в тебя болезнетворные, смертоносные импульсы. Ты собирался жить долго-долго, но не судьба, извини… ”

Выпускаю дым через нос, затягиваюсь, выдыхаю идеальное дымовое колечко.

“Вчера, перед отъездом в Москву, я позвонил, сам понимаешь кому, и все рассказал. В смысле, рассказал про твои психологические расчеты, про девочку Свету…”

Выбрасываю окурок. Попадаю точно в урну. По дорожкам Александровского сада гуляют, а иные куда-то спешат молодые и не очень люди. Изредка беглые взгляды прохожих скользят по нам, двум мужчинам на скамейке. Взгляды, как правило, проскальзывают, им не за что зацепиться, кроме моей инвалидной палки. Ткачев со стороны смотрится обычно. Ну бледный немного, так этого и не заметишь, ежели не рассматривать его пристально. Ну застыл, так ведь в естественной, в расслабленной позе.

“Вчера я предложил план твоей поимки. И его одобрили. План прост до идиотизма: я притворяюсь, дескать, попался на психологический крючок и тебе есть чем меня шантажировать. Разумеется, предлагая план, я не признался, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сижу на крючке, что и правда никак не могу допустить убийство Светы, что она, как выяснилось, единственная моя болевая точка в этом мире. Я даже не знал о наличии такой болезненной точки, ты ее вычислил, ты гений, снимаю пред тобой гипотетическую шляпу и низко кланяюсь. Но меня ты недооценил, а посему надеваю воображаемую шляпу обратно и, образно говоря, разгибаю согнутую спину”.

Он перестал моргать. Однако он еще дышал, и он еще слышал меня.