Жестокая болезнь (ЛП)

Блестяще, на самом деле, потому что болезненная рана маскировала любой дискомфорт, который могло вызвать крошечное устройство слежения.

Любопытство Грейсона взяло верх, когда точка GPS показала, что я провожу много времени в собачьем питомнике. И он ржал, когда зашел и увидел, что меня, как животное, заперла в клетке любовь всей моей жизни.

«В любви мы все в ловушке», — сказал я ему.

«Действительно», — был его ответ.

Следующие семьдесят два часа я провел, разрываясь между эгоистичной потребностью в том, чтобы Блейкли вернулась, и надеждой, что она этого не сделает — что она убежит и на этот раз не оглянется назад.

Блейкли смотрит на мои карманные часы, свисающие с балки, словно зачарованная ритмичным тиканьем. Когда она, наконец, заговаривает, ее голос низкий и монотонный.

— Я выполнила условия сделки, — говорит она, ища мой взгляд. — С Брюстером разобрались. Все убийства свалены на него и его команду. Грейсон чист, — она задумчиво проводит рукой по лбу. — Я выполнила чертову сделку.

— Но сделка была не с тобой.

Грейсон прислоняется к стене, скрестив руки на груди. Его частично скрывают тени в комнате, взгляд оценивает сначала Блейкли, затем меня.

Он приподнимает бровь.

— Я удивлен, что ловушка сработала, — говорит он, его признание неожиданно. — Здесь у меня были ограниченные запасы для работы.

Накачав Аддисин успокоительными для животных, он соорудил средневековое растягивающее устройство, используя верхнюю часть ящика в качестве стойки. Подвеска приводится в движение простым тросовым подъемником. Если бы не мое крайне неудобное положение, я бы оценил механику.

Он не такой самодовольный, как я сначала думал. Обладая IQ, сравнимым с моим собственным, он рассматривает мир как одну гигантскую головоломку, которую всегда собирает по кусочкам, о чем свидетельствуют его тщательно продуманные ловушки. У него в голове сложилась очень мрачная картина этой завершенной головоломки, но на данном этапе моей жизни, подвешенной на тросах, как болезненная марионетка, я не могу долго рассуждать об этом.

— Зачем ловушка? — говорит Блейкли, ее голос повышается из-за страха. — Я же сказала, что позаботилась о Брюстере. Расследование завершено. Ничто не представляет угрозы ни для тебя, ни для Лондон.

Глаза Грейсона вспыхивают при упоминании о психологе.

В воздухе повисает напряженная тишина, пока они оба пристально смотрят друг на друга, между ними проскальзывает угроза.

Не в первый раз я жалею, что не был посвящен в тот первый разговор между Блейкли и Лондон. Если бы только она все рассказала, мы, возможно, смогли бы победить этот дуэт чудиков, а не играть в их игру.

Грейсон первым разрушает чары. Уголок его рта приподнимается в легчайшей улыбке.

— Мы поспорили, придешь ты или оставишь Алекса гнить здесь.

Я стону, когда кабели впиваются, перекрывая кровообращение.

— Она пришла, — говорю я.

Блейкли поднимает на меня взгляд.

— Ты поспорил, приду я или нет?

Это сложный вопрос. Грейсон издает смешок.

— М-да, Чемберс, и ты думаешь, что победил?

— Отпусти ее, — это все, что я говорю. На мою жизнь никто не спорил, поэтому я поставил на Блейкли. Не то чтобы я доверял кодексу чести человека, который проткнул ледорубом мозг моей сестры, но это был мой единственный вариант попытаться защитить ее.

Я с трудом выдыхаю, смесь сожаления и облегчения сжимает мою грудь. Я хочу, чтобы Блейкли была вне опасности, но также хочу верить, что мы связаны вместе, сильнее, чем просто успешное лечение и ее злоба по отношению ко мне.

Да, я страстно хотел, чтобы она пришла за мной.

Грейсон отталкивается от стены и неспешными шагами направляется к карманным часам.

— Я человек слова, — говорит он ей. — Можешь идти, Блейкли.

Она облизывает губы, оттягивая время.

— А что будет с Алексом?

Стоя посреди комнаты, он дотрагивается до карманных часов, поворачивая их.

— Тебе не все равно?

Она немного помолчала, прежде чем сказать:

— Если ты человек слова, тогда ты должен освободить его. Ты получил то, о чем изначально просил…

— Ты пытаешься спорить с психопатом, — перебиваю я. — Подумай, Блейкли. Никогда не было реальной сделки. В его методологии полно лазеек. Так и должно было закончиться. Грейсону просто нравится сначала играть со своими жертвами.

Мы обсуждали это. Я говорил ей, что у нас не было выбора. Когда пытался убедить ее помочь мне убить Грейсона и Брюстера, превратив ее в полноценного убийцу. Сейчас эта идея кажется такой нелепой, ведь я верил, что спроектировал ее разум так, чтобы он соответствовал ее навыкам мести.

Она ударила Эриксона ножом не поэтому.

Она убила его не из справедливости, не из мести и даже не из-за своих неконтролируемых эмоций — а для защиты невинной девушки.

Она никогда не была чудовищем.

А вот я — да.

— Вот почему тебе нужно уйти, — говорю я, начиная чувствовать головокружение, отвечая на свой собственный внутренний монолог. — Позволь мне все исправить.

Грейсон внимательно наблюдает за ней, рассматривая ее любопытным взглядом. В ответ на напряженное молчание он понимающе кивает.