Жестокая болезнь (ЛП)

После той ночи на лестнице Алекс не смотрел на меня дольше пары секунд, необходимых для того, чтобы отметить наблюдение. Он не прикасался ко мне, кроме как для того, чтобы получить обновленное сканирование мозга. Сохраняя дистанцию, он уверяет, что не совершит ошибки — что он не даст мне шанса снова сблизиться с ним.

Собрав все оставшиеся у себя умственные способности, я открываю блокнот на отмеченной странице. Алекс, правда, принес мне блокнот. И ручку. Я знаю, что он читает мои записи, пока я под наркозом, поэтому сегодня пишу отрывок, который, надеюсь, дойдет до него. Последняя попытка избавить себя от этой участи.

По какой-то причине, когда я прикасаюсь ручкой к странице, в моей голове всплывает образ Эриксона в мятом деловом костюме. Я чувствую запах кофе, чувствую металлическую ложку в своей руке. Закрываю глаза и вижу слова на странице, заметки, которые я делала тогда о своей цели.

Вспоминаю, кем я была. И презираю тот факт, что на ум приходит этот дебильный Эриксон, но я цепляюсь, несмотря ни на что, потому что это связывает меня с Блейкли и ее жизнью.

Затем пишу:

Лесное небо — это кровь, на деревьях черные вены. Разложение — это ветер, который шепчет в ветвях, разъедающий, разрушительный. Подобно гнилой почве, пожирающей корни, он отравляет мое тело, крадя ту жизненную сущность, которая делает меня живой.

Тени не могут существовать без солнца, но звезды горят, как ад, на фоне черноты, погружая меня в самую глубокую тьму. Неизбежная пустота, когда он запирает замок на цепи.

Алекс верит, что я больна, но его инфекция еще более темная и чудовищная.

Ее смерть — это его недуг, гноящаяся болезнь, сочащаяся из пор. Избавиться от своей тяги к возмездию — единственное лекарство, которое он так ищет, иначе он самоуничтожится.

Лесная гниль просочилась в него, и только очищающая вода освободит нас.

При звуке его приближения я прекращаю писать. Надеюсь, мои мысли достаточно абстрактные, волнующие и даже немного соблазнительные. Я и раньше просила его сводить меня к воде, но каждая просьба встречалась молчанием. Прежде чем мой разум окончательно сломается, мне нужен последний шанс увидеть внешний мир.

— Результаты не лгут, — говорит он, входя в комнату. Сегодня он потрепанный. Небритый, выражение лица усталое, волосы взъерошены. — Я пытался воспроизвести их снова и снова… но данные бросаются в глаза.

Он расхаживает по комнате, как будто меня здесь нет, бормочет что-то бессвязное и размахивает руками. Я сажусь обратно на койку, пытаясь остаться незамеченной. От этого я ощущаю себя слабой, жалкой. И ненавижу Алекса так, как никогда раньше, потому что никто никогда не заставлял меня чувствовать себя такой беспомощной.

Он натягивает лабораторный халат и катит тележку с компьютером. Погружен в свои мысли, просматривает страницы с данными. Я смотрю мимо него на ключи, висящие на стене. Они так близко, но просто недосягаемы.

— Это переменная. Единственная разница, — бормочет он себе под нос. — Я должен воссоздать первый сеанс.

Чувство, похожее на страх, охватывает меня, миллион воображаемых паучьих лапок пробегают по коже. Тело напрягается и становится горячим при мысли о том, что я снова испытаю.

— Алекс, — я пытаюсь привлечь его внимание, но он поглощен работой. — Алекс…

Вздрогнув, он отрывает взгляд от экрана.

— Мы теряем время, — говорит он. — Анестезия влияет на молекулярную структуру соединения. Единственный способ добиться прорыва — повторить первое лечение. Но на этот раз на более высоком уровне.

Я слаба, измучена и скоро сломаюсь, но не могу просто сдаться. Поднимаюсь на ноги и вздергиваю подбородок, с той силой, которая у меня еще осталась.

Он останавливается на расстоянии, чтобы я не могла до него дотронуться. Снимает очки, кладет их на тележку, затем с любопытством рассматривает меня. На мне та же одежда, что и вчера. Эту же надену завтра. Я перестала мыть волосы, и они превратились в спутанный беспорядок с отросшими темными корнями. Но он смотрит на меня так, словно ничего не замечает. Не видит темные круги у меня под глазами. И бледность моей кожи.

Нет, для Алекса — прямо здесь, в момент открытия — я самое прекрасное, что он когда-либо видел.

Я — его ответ.

И когда он приближается ко мне, я набрасываюсь на него со всей силой, на которую способно мое тело.