Жестокая одержимость

Вайолет вздрагивает. Она снова садится в кресло в дальнем углу, выглядя при этом такой чертовски маленькой, что мне приходится напрячь каждый мускул своего тела, дабы сдержать рвущуюся из меня реакцию. Мне нужно знать, что планирует мой отец, а это значит, я должен позволить ему раскрыть еще несколько карт, прежде чем смогу начать действовать.

Он не ждет, пока она встанет, а вместо того снова посылает своего гребаного охранника. Я сжимаю руки в кулаки, дабы сдержать свой гнев, когда он грубо поднимает ее с кресла и ведет к нам.

Вайолет протестующе пищит, и ее взгляд устремляется на меня, так как она думает, что я могу его остановить. Ей интересно, что заставляет меня стоять неподвижно в двух шагах от моего отца.

Телохранитель подводит Вайолет к ее матери, но она быстро делает шаг назад, видимо, не желая стоять с ней рядом.

– Кажется, мы договорились с вами, юная леди, – говорит мой отец, и, сглатывая, она замирает.

К горлу подступает тошнота, пока я наблюдаю за движением ее горла и тем, как она вытягивает руки перед собой, скрещивая пальцы. Мне не нравится, что она оказалась здесь, и претит видеть ее в нервозном состоянии. Телохранитель моего отца поймал ее в сеть подобно рыбе или произошло что-то похуже? Ее привела сюда мать? Или она пришла сюда, потому что мой отец попросил об этом?

Мне нужно подтверждение тому, что именно из вышеперечисленного произошло сегодня, однако, независимо от обстоятельств, эта встреча отца с Вайолет будет последней. Я об этом побеспокоюсь.

– Вообще-то она собиралась держаться от тебя подальше, – говорит отец, бросая на меня взгляд.

Как мой отец стал таким… У меня так много вопросов, но я не знаю, хочу ли получить на них ответы.

– Физиотерапия нынче стоит дорого, а юная Вайолет Рис надеется когда-нибудь снова стать балериной. Поскольку ты отнял у нее эту возможность, я полагал, что для нее не составит труда держаться от тебя подальше, чтобы снова обрести ее. – Отец прищуривается, глядя на Вайолет. – Но она не смогла этого сделать, не так ли?

– Физиотерапия? – ее мать удивленно ахает.

– Нет, – отвечает Вайолет спокойным голосом.

Ее голос спокоен, а выражение лица совершенно бесстрастно. Она игнорирует свою мать и вместо этого отвечает отцу, будто бы обращаясь ко мне. Она не собирается мириться с тем, что происходит, и, видимо, доверяет мне настолько, что отказывается от любой лжи.

– Наше соглашение отменяется, – рычит отец, взмахивая рукой. В эту же секунду охранник, превратившись в слугу, достает папку с бумагами из папиного портфеля в другом конце ложи.

Как только папка оказывается у отца, он пролистывает лежащие в ней бумаги.

– Четыре тысячи четыреста шестьдесят три доллара и пятьдесят два цента, – медленно читает он. – Ты можешь выписать мне чек или я возьму наличными.

Он протягивает Вайолет счет. Сделав шаг вперед, я вырываю папку из его рук и открываю ее на первой странице.

– Что ж, интересно, – говорю я, пробегая взглядом по счету, который включает в себя список из проходимых Вайолет процедур, а также оплату услуг клиники и налогов.

Это смехотворно и совершенно нелепо. Оплата услуг составляет почти сорок процентов этого счета, и пусть мой отец даже не думает указывать на это.

– Грейсон! – рычит отец, но я не могу больше притворяться.

– Отвали, пап! – вау, это звучит лучше, чем я думал. – Пошел ты со своей претенциозной идеологией! Ты не будешь унижать женщину, которая является самым главным человеком в моей жизни.

Я протягиваю Вайолет руку, и она шагает вперед. Как только ее ладонь соприкасается с моей, я притягиваю ее к себе и обнимаю за плечи. С моих плеч мигом спадает груз.

– И к черту все дерьмо, что здесь творится, – добавляю я, бросая папку к ногам своего отца. – Ты больше не можешь вмешиваться в мою жизнь. С меня хватит!

Сначала в ВИП-ложе воцаряется тишина, а затем она разрушается громким смехом моего отца. Я чувствую, как мое лицо начинает гореть, тело дрожать, а к горлу подкатывает тошнота. Из-за пелены ярости, застилающей мое зрение, я едва могу видеть происходящее передо мной.

– Грей, – шепчет Вайолет. – Оно того не сто́ит.

Я хмурюсь, но тут замечаю выражение на лице отца. Ему не свойственно терять самообладание, однако сейчас он почувствовал, что теряет еще и контроль над самым ценным в его жизни – надо мной и над ситуацией в этой комнате.

Мать Вайолет возобновляет шаги вдоль стекла, грызя ногти и бросая на нас взгляды, словно опасается, что мы вот-вот начнем драться. Вайолет же в этот момент проскальзывает рукой под подол моей футболки и, успокаивая, прижимает ладонь к моей спине.

Я смотрю на нее сверху вниз, и моя решимость твердеет. Она моя женщина, а не игрушка, с помощью которой мной может манипулировать отец. Не пешка, не вещь и не рычаг давления.

Когда папин смех стихает, выражение его лица снова становится серьезным. Поскольку его терпение к непослушанию обычно невелико, что-то подсказывает мне, что сейчас мне следует держаться от него подальше, ведь у него в запасе есть еще один козырь.

И конечно, он выглядит самодовольным, когда говорит: