Жестокая охота

Леопольд при последних словах парня, несмотря на серьезность положения, не удержался и хмуро улыбнулся — и в повадках Игнатия Пантелеевича, и во внешнем облике было что-то бульдожье. Он и впрямь был упрям и цепок, лицо в крупных складках и с большим губастым ртом. Ростом и фигурой Бубенчиков тоже не вышел — кривоног, приземист, ходил, переваливаясь с ноги на ногу, не спеша…

Игнатий внимательно слушал. Легкая улыбка блуждала по его лицу, словно то, о чем ему рассказывали, было всего лишь забавной историей, которая к нему не имела ни малейшего отношения.

Но Леопольд успел хорошо изучить Игнашку. “Боится…” — тоскливо подумал он, заметив, как округлились глаза Бубенчикова.

Игнатий долго молчал, прикрыв веки. Затем достал из холодильника бутылку “Пепси-колы”, открыл, плеснул в хрустальный бокал, выпил, крякнул.

— Зубы ломит… Холодная… Значит, дело дрянь, говоришь? — спросил тихим голосом. — И денежки мои тю-тю, и “рыжевье” помахало ручкой…

— Я-то здесь при чем?

— Ты? Да-да, ты тут и впрямь сбоку припека. Ладно. Не об этом речь. Сява знал, для кого “дергает” чемоданчик?

— Что я, малахольный?

— И то хорошо. Кто тебя вывел на Сяву?

— Один человек…

— Надежный?

— Кремень!

— Ой ли?

— Я за него ручаюсь.

— Головой? Своей можешь. Но не нашими. Ладно, поговорили…Леопольд, отвези его. И сразу ко мне.

— Понял…

Лелик возвратился через два часа. Бубенчиков, бледный и хмурый, мерил шагами гостиную.

— Плохо, очень плохо… Такой вариант я просто не мог предположить. Случай…

— Что же делать?

— Все операции прекратить. И немедленно! Пока… Будем ждать.

Он задумался на некоторое время, затем подмигнул:

— Оно, может, это и к лучшему… Наше дело — сторона. А вот Павлу Константиновичу придется покрутиться. В штопоре… Из которого выйти ему будет трудновато. Хорошо бы и вовсе…

— Убей ближнего, ибо он убьет тебя и воспляшет на костях твоих! — покривился Леопольд.

— А ты как думал? Кто кого… Закон жизни. Его “подметут” — нам простор.

— Не проще ли действовать по-другому? Соорудить “телегу” в органы — и дело с концом.

— Лопух, — коротко ответил ему Бубенчиков. — Такое у нас не прощается. Лучше скажи, что узнал про любопытного метрдотеля?

— Извините, Игнатий Пантелеевич, забыл. — Лелик вскочил и направился к двери. — Я сейчас.

Через минуту-две он возвратился в гостиную с папкой в руках.

— Вот. Тут все, что мне удалось узнать.

— Ну-ка, ну-ка. — Бубенчиков, наценив на свой крупный расплющенный нос очки, принялся разбирать содержимое папки. — Та-ак. Ясно.

И нахмурился — теперь он вспомнил, где и при каких обстоятельствах встречался с этим человеком…

Возвратившись после посещения СМУ-131 в МУР, Нестеренко первым делом позвонил Арутюняну:

— Гарик, зайди ко мне. Есть работа…

Геворг появился в кабинете капитана минут через пять после звонка. Не глядя на Володю, он вяло пожал ему руку и молча положил на стол какие-то бумаги.

— Вот. Виноват.

— Что стряслось? — встревожился Нестеренко. В таком подавленном состоянии Геворга он видел впервые.

— Я тебя разыскивал. С утра. Понимаешь, маху я дал.

— Да ты толком можешь рассказать, в чем дело?

— Я сегодня работал с картотекой. Помнишь вчерашний разговор?

— Конечно, помню.

— Ты оказался прав. А я… — Геворг постучал себя кулаком по лбу. — Олух царя небесного. Тюха ленивая.

— Неужто?

— Нашел. Там все. — Геворг кивком указал на бумаги, которые принес. — Смотри сам.

— Гарик, брось хандрить! Молодец! — обрадовался Нестеренко.

“Ковтун Петр Анисимович, кличка Кот, 1957 года рождения, уроженец Красноярского края, с. Верхнее. Судим: статья… УК РСФСР…”

Фотографии в фас и профиль сомнений не вызывали — это был именно тот человек, который приходил к Лехе Басу незадолго до его смерти и которого довольно точно описала Антонина Месропян; даже косой шрам на лбу хорошо просматривался. Но почему Кот? Ведь Свистунов называл его Барсуком?

— …Он сидел за вооруженный грабеж, — Геворг курил, жадно затягиваясь. Нестеренко, увлекшись, на этот раз не обращал внимания на такую вольность. — Отбыл срок, возвратился в свое село. Работал на лесосплаве. Хорошо работал — силенкой не обижен. Но недолго — примерно через год после возвращения утонул. Есть свидетельские показания плотогонов, которые работали вместе с ним. Не верить им, конечно, нельзя — люди честные. Погиб у них на глазах — на стремнине разорвало связку. Напарника успели вытащить, а он… Короче говоря, похоронили. Правда чисто символически — тело отыскать не удалось. Что, впрочем, и неудивительно — река в тех местах, если судить по свидетельским показаниям, глубокая, быстрая. Унесло куда-нибудь или зацепился за корягу — так объяснили плотогоны. Он по нашим документам считался погибшим, что меня и сбило с толку…

— Значит, выплыл…

— Наверно. Плавал он отменно. Вырос на реке.

— Но почему Барсук? Ты же знаешь, что кличку свою такие, как он, не меняют никогда .

— Или очень редко… Я думаю, что он сменил документы, а значит, прежняя кличка для него стала нежелательной.

— Говоришь, сменил документы… Это еще нужно доказать.