— Нужно. И все же, по-моему, бумаги у него теперь новые. Умом, конечно, он не блещет, если судить по материалам дела. И вызывает удивление, как это он додумался до такого. Здесь у меня тоже есть сомнения…
— Ну что же, примем за рабочую версию, что он нырнул в Красноярском крае, а вынырнул в Москве.
— А где же еще ему быть? Столица. Затеряться легче. Никто его здесь не знает, дело похоронено в архиве, по карточке он числится в потустороннем мире. Все чисто.
— Гарик, а ведь он левша, — Нестеренко не скрывал удовольствия. — Левша! Похоже, иЗиселевич, и ЛехаБас — его работа.
— Возможно…
— Сомневаешься?
— Как тебе сказать… Дубоватый тип, а такое спроворил. Можешь не сомневаться, что за спиной этого Барсука стоят люди похитрее.
— В этом я с тобой согласен. Судя по товару, который вез “извозчик” Зиселевич, тут чувствуется размах. Да еще какой — что-то я не припоминаю такого “улова” за последние два года.
— Что ж, Володя, тут тебе и карты в руки… Кстати, зачем звал?
— Гарик, следователь просит срочно подскочить в СМУ. Там в гараже стоят “Москвич” и “Волга”. Посмотри. О транспорте я договорюсь.
— Понял. Звякнешь в ЭКО. Минут через десять буду готов…
Примерно через полчаса после ухода Арутюняна капитану позвонил дежурный по МУРу.
— Нестеренко у телефона. Записываю… Все. Спасибо.
И спустя еще полчаса старший оперуполномоченный разговаривал с уже знакомым управдомом, “специалистом” по замкам.
— …Вот, понимаете, какое дело, — тот волновался, а от этого говорил быстро и не очень складно. — Гражданка Солодова, значит, пришла… Ну, это, заявление сделать. Так, говорит, и так, крутится какой-то подозрительный тип. Выспрашивает. Про Зиселевича. Я и позвонил… Фамилию вашу я запомнил…
— Спасибо вам, — искрение поблагодарил капитан. — А где Солодова?
— Да здесь она, здесь! Заходите, Анастасия Поликарпова…
В кабинет управдома вошла высокая старуха в белом в мелких цветочках платке.
— Я соседка Артура. Квартира напротив… Сижу, стало быть, на скамейке у подъезда. А он все кругами ходит. Неспроста, думаю… — Она говорила Медленно, как бы выуживая слова из хозяйственной сумки, которую держала на коленях и глядела в нее, хмурясь. — Я хоть и без очков была, но глаз у меня еще острый. По лицу вижу — мазурик. Побегал он туда-сюда, а потом прямиком ко мне. “Бабуля, — говорит, — ты в этом подъезде живешь?” “А что?” —интересуюсь. “Это я тебя спрашиваю”, — разозлился мазурик. “Ну, в этом”, — отвечаю. “Тут у меня друг живет…” — и называет номер квартиры Артура. “Никак дома, — говорит, — не могу застать. Он что, выехал куда?”
Старуха оживилась, заговорила быстрее, уже глядя на Нестеренко:
— Тут и смекнула я, что дело нечисто. У Артура таких друзей отродясь не водилось. Все люди солидные, видные. А этот — замухрышка. И одежонка как с чужого плеча. Правда, чистая, но такую теперь разве в уцененке купишь… Ну я ему и ответила: “На работе Артур. Утром видела…” С этим он и ушел. Даже спасибо не сказал. Одно слово — мазурик. После этого я сразу к управдому…
— Значит, говорите, подозрительный тип? — уточнил Нестеренко.
— Не сомневайтесь.
17
Захар Касперский обедал. Тоскливо поглядывая в сторону запотевшего графинчика с янтарной настойкой, который служил лишь для украшения обеденного стола — в рабочее время Захар спиртного не употреблял принципиально, — он нехотя жевал отбивную, щедро поливая ее соусом.
Захара Касперского жизнь не баловала. Вырос он в многодетной семье, где каждая копейка была на счету. Возможно, это обстоятельство и сказалось на дальнейшей его жизни — он был прижимист, даже скуп. В любое время года его можно было увидеть все в том же поношенном сером костюме, к которому, в зависимости от сезона, добавлялись такие предметы гардероба, как ратиновое пальто неопределенного цвета с потертым каракулевым воротником или длинный макинтош, купленный по случаю на толкучке за полцены. Павел Константинович скрепя сердце махнул рукой на его странности. Только в одном он был непреклонен, и тут уж Захар был бессилен что-либо возразить ему: бизнес строился по принципу: “Время — деньги”. Но и здесь Касперский остался верен себе — купил за бесценок “антиквариат” на колесах. Правда, этот автогибрид оказался на удивление безотказным, выносливым и неприхотливым.
Касперские жили более чем скромно, а если заводился лишний рубль, то только благодаря энергичной Эмме Генриховне, супруге. Касперский работал бухгалтером “Ювелирторга” и знал толк в той сверкающей, дорогой мишуре, которая покоилась на черном бархате витрин.
Павел Константинович, который умел подыскивать нужных для “фирмы” людей, смог разглядеть в Захаре “своего”. Он и свел скромного бухгалтера с начальником СМУ.
Со Сванадзе у Захара отношения не сложились. Гиви сразу невзлюбил новичка за мелочность, дотошность и чрезмерную исполнительность…
Сидя за столом, Касперский недовольно хмыкнул, вспомнив о недруге. И даже перестал есть…
18