Президент сумел высказать «неудобную правду», — отметил Герман Глазер. Главными приоритетами в заявлениях президента он считал «безраздельное уважение ко всем жертвам национал-социализма и критическую оценку деятельности попутчиков режима»[596]
. Харальд Щмид констатировал, что речь Вайцзеккера не только «соединила в себе интегративные и критические компоненты», но и трактовалась многими современниками как «линия разграничения» с политикой федерального канцлера, знаком которой стал Битбург[597]. Выступление президента оставило за бортом «как дешевую поляризацию, так и рискованную гармонизацию» по отношению к прошлому[598].Речь Вайцзеккера вобрала в себя — в непривычной публицистически-философской форме — многолетний опыт историографии ФРГ. Выступление было религиозно окрашенной (с позиций христианского и иудейского вероучений) программой антифашистского консенсуса, предложенной западногерманскому обществу. Для этого понадобилось немалое гражданское мужество.
Именно так и было воспринято выступление федерального президента. Под непосредственным впечатлением от речи газета «Hessische Allgemeine» утверждала: «В словах Вайцзеккера немцы должны узнать самих себя, если они еще способны понимать себя и свою историю»[599]
. «Süddeutsche Zeitung» писала о том, что речь президента, явившая немцам «мужество постижения правды», произвела на них «очищающее воздействие, равнозначное катарсису». «Было сказано все необходимое и еще кое-что: то, что обладает освобождающим действием и силой прочувствованного гуманизма»[600].«Неожиданный подарок, преподнесенный во времена затхлой политики», «урок истории, который должен избавить нас от приступов забвения» — такие слова о речи президента нашла «Badische Zeitung»[601]
. Мысль о моральном и воспитательном потенциале выступления президента ФРГ продолжил Генрих Бёлль: «Эта речь должна стать введением в школьных учебниках истории, чтобы настроить молодых людей на изучение проблематики Третьего рейха». И далее: «Немцы должны знать о своих обязанностях по отношению к жертвам войны»[602]. «Самое удивительное, — отмечала основательница Партии зеленых Петра Келли, — состоит в том, что эта речь была произнесена только через сорок лет после окончания войны и была воспринята как сенсация. Это объясняется не столько тем, что сказал федеральный президент, сколько тем, о чем до сих пор не сказали другие политики»[603]. Вайцзеккер получил более 60 тысяч личных писем, содержавших отклики на его выступление, и лишь в каждом сотом выражалось несогласие с его установками[604].Высокая государственная должность Вайцзеккера не предохранила его от резких атак правых политиков, которые начались еще до 8 мая. Газета общества немецких переселенцев из Силезии (ставшей в 1945 г. территорией Польши) обвиняла Вайцзеккера в «преодолении прошлого за счет германского народа»[605]
. Депутат бундестага от ХСС Лоренц Нигель (демонстративно — вместе с тридцатью другими депутатами фракции — покинувший парламентский зал при появлении на трибуне президента) назвал речь Вайцзеккера «новой несправедливостью», продолжением «психических травм немецкого народа»[606]. «Rheinischer Merkur» упрекал Вайцзеккера в «неподобающем президенту» отказе от концепции тоталитаризма, обвинял его в «аполитичности»[607]. Дреггер, комментируя речь президента, не удержался от нападок на Германскую Демократическую Республику: «Наши земляки в ГДР будут праздновать 8 мая как день освобождения. От нас, живущих в условиях свободы, этого никогда не дождаться»[608]. Так или иначе, но политик правого толка вынужден был признать реальность идеологической конкуренции с ГДР, где более трех десятилетий день 8 мая отмечался как государственное торжество.В связи с неоднозначной оценкой современниками выступления Вайцзеккера остается и сегодня открытым вопрос, который задал Кристоф Клессман: была ли речь, произнесенная в бундестаге 8 мая 1985 г., «мимолетным успехом или индикатором эволюции исторического и политического сознания»?[609]
Вайцзеккер оказался единственным среди сменявших друг друга официальных первых лиц Федеративной Республики, кого можно назвать президентом-мыслителем. «С высокой трибуны, — отмечает Гельмут Кёниг, — было заявлено, что, с точки зрения главы государственной власти ФРГ, критическое напоминание о нацистском прошлом и о варварстве нацистского режима не только не подрывает коллективной идентичности Федеративной Республики, но должно быть включено в ее нормативный фундамент»[610]
. Белорусская писательница Светлана Алексиевич — лауреат премий имени Курта Тухольского, имени Эриха Марии Ремарка, премии мира немецких книгоиздателей и книготорговцев так оценивает воздействие речи Вайцзеккера: «Выступил президент и вослед за ним — интеллектуалы», «начали возрождаться не только слова, но и представления, и этика», «общество пришло в движение, и работа идет по сей день»[611].