Тезисы автора предельно просты: Вторая мировая война стала результатом дьявольского замысла Сталина, который — «главный ее виновник и главный зачинщик» — сначала «создал Гитлера», а затем «первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание», «первым потянулся к пистолету». Что же касается Гитлера, то он «имел неосторожность поверить Сталину», «к войне против Советского Союза не готовился», а германская армия «к серьезной войне была катастрофически не готова»[669]
. Любое из этих утверждений идет вразрез с общепринятыми выводами мировой исторической науки, и доказать это предельно просто: достаточно раскрыть общедоступные издания — «Военный дневник» генерал-полковника Гальдера или материалы Нюрнбергского процесса.Ожидаемой сенсации в ФРГ не произошло. Ученые обратили внимание на почти дословное совпадение аргументов Суворова с тезисами австрийского консервативного идеолога Эрнста Топича, который утверждал, что Вторая мировая война являлась «агрессией Советского Союза против Запада», а «Германия и Япония были всего лишь военными инструментами Кремля»[670]
. Бернд Бонвеч писал, что претендующее на документальность сочинение Суворова на деле относится к «вполне определенному жанру литературы, стремящейся снять с Германии ответственность за агрессивную войну». В политике Сталина накануне 22 июня многое, отмечал Бонвеч, «заслуживает критики и резких нападок», но мнимый план нападения СССР на Германию «не принадлежит к списку его прегрешений»[671]. Бернд Вегнер полагал, что проблема «превентивной войны» давно уже «решена в научном отношении» и имеет ныне смысл «политикоидеологического спора»[672]. Герд Юбершер убежден: данную версию, «не имеющую значения для историографии», могут поддержать только «аутсайдеры от науки, “вечно вчерашние”, историки-любители и авторы из правоэкстремистского лагеря», недвусмысленно стремящиеся «избавиться от ответственности за агрессию»[673].Ганс-Адольф Якобсен указал, что немецкие историки не могут привести ни одного документа в пользу версии о подготовке Сталиным превентивного удара: «Из многочисленных архивных материалов и из личных бесед с генералом Гальдером я вынес убеждение, что Гитлер вовсе не исходил из того, что “русские окажут немцам любезность”, напав на нас первыми. Гитлер с самого начала планировал агрессию… Можно с уверенностью сказать, что серьезные научные исследования по истории Второй мировой войны дают однозначный ответ на вопрос, как следует оценить эту дату — 22 июня 1941 года. Для подавляющего большинства ученых в Германии и за рубежом ясно, что война против Советского Союза отнюдь не была превентивной»[674]
.С точки зрения сотрудника Ведомства военно-исторических исследований Юргена Фёрстера, невозможно «оправдать преступления Гитлера преступлениями Сталина». Для интерпретации похода Гитлера на Восток как «превентивной войны» отсутствуют необходимые предпосылки: «невозможно документально доказать, что причиной операции “Барбаросса” было ощущение военной угрозы с советской стороны». Стремясь обнажить корни мифа о превентивной войне, Фёрстер опубликовал обнаруженный им архивный документ — директиву Верховного командования вермахта от 21 июня, предназначенную отделу военной пропаганды, которому предписывалось исходить из того, что «русские наступают, изготовившись к прыжку», и поэтому-де немецкое нападение является «абсолютной военной необходимостью». Именно из этого источника, по мнению ученого, и «ведут свое происхождение все установки о превентивной войне Германии против Советского Союза»[675]
.Но почему же в современной России малодостоверные и малооригинальные версии Суворова пользовались успехом? Почему «Ледокол», обвиняющий Сталина и фактически оправдывающий Гитлера, разошелся многомиллионным тиражом? Причины, видимо, состоят в том, что в обстановке глубокого кризиса российского исторического сознания мифы и схемы сталинского и постсталинского времени сравнительно легко замещаются антимифами и антисхемами. Это знак беды, беды сегодняшней, подготовленной в далеком и недалеком прошлом. Может быть, чем круче поворот от официозных версий, тем больше доверия вызывает он?
В 1980-е гг. наметился прорыв в западногерманском массовом сознании: общественность начала открывать для себя и приводить в порядок заброшенные «русские кладбища» — места успокоения советских пленных и остарбайтеров.