Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века

Л. Рош встала во главе инициативного комитета — общественной организации, деятельность которой понималась как продолжение едва отшумевшего тогда «спора историков», как протест против «нормализации нацистского прошлого». В публицистике призыв Леи Рош прямо связывался с акциями альтернативных «исторических мастерских», призывавших к смене оптики исторической науки, к трактовкам нацистского прошлого с точки зрения жертв диктатуры. Мемориал должен был стать воплощенным в камень свидетельством «негативной идентичности» (термин, предложенный Теодором Адорно и Юргеном Хабермасом). Почин поддержали Вилли Брандт, Гюнтер Грасс, Вальтер Йенс, многие представители интеллигенции леволиберального спектра[1080]. Началась кампания в прессе, шел сбор средств. Все это происходило на фоне общественного подъема, связанного с падением Берлинской стены и объединением Германии. Дебаты вокруг проектов берлинского мемориала оказались в фокусе противоречий общественного сознания ФРГ. Пользующийся европейским признанием писатель Мартин Вальзер назвал (едва ли не под аплодисменты слушателей) проект памятника «кошмаром, доведенным до масштабов футбольного поля», ненужной «монументализацией позора»[1081]. Как и следовало ожидать, официальные власти ФРГ отнеслись к неудобной для них гражданской инициативе более чем прохладно. Активным противником проекта стал правящий бургомистр Берлина Эберхард Дипген. Один из лидеров региональной организации ХДС Клаус Ландовски заявил: «Берлин не нуждается в таком памятнике»[1082]. Другой высокопоставленный деятель этой партии предостерегал от превращения Берлина в «город бесчестья»[1083]. Раздавались шумные призывы соорудить взамен планируемого мемориала монументы жертвам «диктатуры ГДР» и насильственного переселения немцев из стран Восточной Европы после 1945 г. Но Леа Рош была уверена в победе: «Я полагаю, что мнение народа важнее, чем мнение тех, кто выступает против памятника»[1084].

У замысла памятника нашлись оппоненты и в кругах демократической общественности. Руководители музеев, созданных на местах бывших концлагерей, опасались, что значение их мемориалов будет теперь принижено[1085]. Представители союза преследовавшихся нацистами цыган (в Германии их именуют народами синти и рома), заместитель председателя Центрального совета евреев Германии Соломон Корн выступали (впрочем, безуспешно) против глубоко укорененной в обществе «разделенной памяти» и «иерархии жертв»[1086]. Предлагалось соорудить памятник не только евреям, но всем гражданам Европы, погибшим от рук нацистских преступников. «Все жертвы равны, — писал Ганс Дингель. — Идет ли речь о евреях и цыганах, уничтоженных в Освенциме, или о замученных до смерти гомосексуалистах, или о иеговистах, которые не смогли вынести мук лагеря, или о расстрелянных политкомиссарах Красной армии. Все они равны перед лицом смерти, все они достойны равных почестей»[1087].

В апреле 1994 г. правительством ФРГ и сенатом Берлина был объявлен конкурс на лучший проект мемориала жертвам Холокоста. Споры о памятнике далеко не случайно совпали по времени с ожесточенными дискуссиями вокруг выставки «Преступления вермахта» и книги Дэниэла Голдхагена «Добровольные подручные Гитлера». Тема памятника широко дебатировалась в 1998 г. во время избирательной кампании в бундестаг. В обсуждении проекта активное участие приняли историки Эбехард Йеккель, Рейнхарт Козеллек, Рейнхард Рюруп, Вольфганг Бенц, Ульрих Герберт, Петер Штайнбах, Норберт Фрай.

Предлагались различные места для строительства, в том числе площадь перед фасадом рейхстага, пустырь у бывшего здания гестапо у Принц-Альбертштрассе. Обсуждалась идея мемориала в виде замощенного крупным булыжником километрового отрезка одного из автобанов в центре Германии, где скорость движения не превышала бы 30 км в час; или сооружение на выделенные средства взамен берлинского «большого памятника» 1400 монументов в городах и селах по всей ФРГ[1088].

После продолжительных, не раз заходивших в тупик обсуждений был отобран и рекомендован к реализации проект нью-йоркского архитектора Питера Айзенмана. Решение оказалось далеко не бесспорным. Стартовый проект трижды подвергался доработке, но в июне 1999 г. был утвержден новым составом бундестага. «За» проголосовали 312 из 534 депутатов: социал-демократы, представители Партии зеленых, Партии демократического социализма и несколько депутатов от ХДС/ХСС. В целом эта фракция (находившаяся тогда в оппозиции), в том числе Гельмут Коль и Ангела Меркель, высказалась против[1089].