— Конечно, ненавидишь. К тому времени, когда мы поженимся, ты возненавидишь меня еще больше. Но как бы, то ни было Изабелла, мы поженимся, как только я смогу устроить все должным образом. Твоя потерянная девственность будет нашим маленьким секретом, и, если будет моя воля, я положу своего сына тебе в живот прежде, чем кровь твоего ирландца остынет на земле, где он упадет. Никто никогда не узнает, что произошло между вами двумя. Твой отец никогда не расскажет, ему будет только стыдно, если узнают другие. — Он наклоняется ближе, его горячее дыхание касается моего уха, а губы касаются моей щеки, и мне приходится проглотить очередную волну тошноты, когда я физически отшатываюсь от него. — Но я знаю, принцесса. Я знаю, какая ты маленькая шлюшка. Поэтому ты будешь вести себя прилично ради меня, или я отправлю тебя учиться своему месту. И если этого недостаточно, что ж… — Он отстраняется, пожимая плечами. — Может быть, я решу взять твою сестру в любовницы и покажу тебе, как я причиняю ей боль. Тогда ты станешь хорошей женой, не так ли?
— Прекрати, — шиплю я, мои глаза наполняются слезами. — Мой отец никогда не подпустит тебя к Елене.
Диего пожимает плечами.
— Может быть, и нет. Но угрозы достаточно, не так ли?
— Ничего не будет достаточно, чтобы заставить меня умолять тебя. — Я отступаю назад, намереваясь плюнуть ему в лицо, но он снова двигается быстрее, чем я ожидала.
Удар его ладони по моей щеке пугает меня, боль расцветает там, и моя голова поворачивается набок.
— Я не хочу бросать на тебя тень, моя прелестная невеста, — напевает Диего. — Это было сделано для того, чтобы ты поняла, насколько я серьезен. Но есть более болезненные способы причинить тебе боль в местах, которые не будут видны.
Он толкает меня обратно туда, где ждет его мать, прижимая к себе.
— Иди наверх и немного поспи, принцесса, — говорит он, отпуская мой локоть и заставляя меня ахнуть от боли. — И не вздумай сбежать. Ты будешь слишком высоко, и мои охранники поймают тебя. Может быть, я вознагражу их, если они это сделают. В конце концов, твою девственность нельзя потерять дважды.
Диего подмигивает мне, и я смотрю на его мать, на его сестру, ожидая какой-то реакции. Но ничего не происходит. Его мать подталкивает меня к лестнице, наступая мне на пятки.
— По дороге сюда я услышала, что произошло, — фыркает она, толкая меня костяшками пальцев в поясницу при малейшем колебании, когда я начинаю подниматься по лестнице. — Позорно, что дочь знатной семьи так себя ведет. Твоему отцу следовало бы выпороть тебя до крови за это, но я полагаю, что мой сын позаботится об этом. Здесь ты не найдешь никакой няньки, так что не ожидай этого, — добавляет она. — Мы просыпаемся рано, мы не ленивая семья. Ты будешь обедать с семьей и стараться изо всех сил, пока не освоишься со своим местом и не поймешь, как все делается. Ты не будешь разыгрывать из себя великосветскую даму с нами. Может, ты и невеста моего сына, но я его мать, и до сих пор ты только и делала, что наставляла ему рога. Пока ты не подаришь ему сына, ты ничто. Ты понимаешь?
К тому времени, как она заканчивает свою речь, мы поднимаемся выше третьего этажа в меньшую часть дома, где кажется душно, воздух холодный и сухой. Я вздрагиваю, когда она открывает первую дверь, к которой мы подходим, открывая простую спальню с кроватью с балдахином, ковром, камином, шкафом и туалетным столиком, и больше ничего.
Я поворачиваюсь, чтобы зайти внутрь, но она хватает меня сзади за шею, ущипнув, и останавливает на полпути.
— Отвечай мне, маленькая сучка.
Яд в ее голосе поражает меня.
— Я поняла, — шепчу я, слишком потрясенная и напуганная, чтобы сопротивляться. Она подталкивает меня вперед в комнату, следуя за мной внутрь.
— В шкафу есть одежда, вон там. Я достала кое-что из старых вещей Люсии. Сними это нелепое платье и драгоценности. Ванная там, — она указывает на дверь слева от комнаты. — Она твоя, прилагается к этой комнате. Ночное белье тоже есть в шкафу. Тебя разбудят ровно в шесть, даже не думай о том, чтобы не проснуться.
Я понятия не имею, какое сейчас время ночи, но не думаю, что смогу долго спать. Мысль о том, что мне придется вставать так рано, вызывает у меня чувство, близкое к отчаянию, я так измотана и испытываю такую сильную боль, но я уже знаю, что лучше не спорить. Мать Диего выглядит так, словно ей ничего так не хочется, как влепить мне пощечину с другой стороны лица.
— Я поняла, — кротко говорю я, и она поджимает губы.
— Соплячка, — шипит она, но не бьет меня. — Просто убедись, что не будешь слишком долго спускаться утром, иначе будешь наказана.
А потом она выходит, плотно закрывая за собой дверь, и я слышу, как поворачивается ключ.
Я заперта внутри.
Это неудивительно, на самом деле нет. Диего никогда не собирался оставлять меня в незапертой комнате. Я здесь не гостья, я пленница, но я знала это с того момента, как он увез меня.