Жестокая тишина

Пандора пробыла с Полетт в доме Уингов три часа. Они сидели в гостиной. Дэвид с матерью оставили их вдвоем. Пандора утешала дочь, хотя и понимала, что случившееся – только начало страшного периода в их жизни. Она была в смятении, но ей придется действовать спокойно и логично. Однако желание отомстить все еще жило в ней. Дверь, ведущая в потаенный уголок ее души, где хранились злоба и жестокость, была изрублена топором в щепки. Красный торчащий пенис Хэммонда был как окровавленный нож, липкий после совершенного убийства, смертоносное мужское оружие.

– Я боюсь, ма, – прошептала Полетт на ухо Пандоре, когда они прощались около машины. Это должно было означать: «Я боюсь за тебя, мама». – Пандора это поняла.

– Ничего не бойся, дорогая. Я позвоню тебе попозже.

– Я немного побуду с тобой, но мне необходимо вернуться. Надо же что-то делать. Я не могу оставлять его такого.

– Но зачем он это сделал? – Полетт знала, что никогда не забудет ни этот ярко-красный пенис, ни мокрые волосы, ни блестящее бледное лицо. Она знала, что будет видеть все это в ночных кошмарах. Пандора чувствовала, что за ужасом и сумасшествием этой дикой сцены что-то стоит. Но кроме жалости, которую она испытывала к Хэммонду, было еще и отвращение, переходящее в ярость. Хотя это было бессмысленно, Пандоре хотелось вернуться и сорвать на нем эту ярость. Ей не хотелось даже знать, почему он это сделал. Зараженная его безумием, она жаждала отомстить ему.

Музыка прекратилась. Хэммонд развернул написанные от руки листочки и прочел их еще раз. Он уже забыл, сколько раз читал их. Шок, который он пережил, прочитав их впервые, еще не прошел.

«Я хочу обнимать тебя. Я хочу, чтобы ты взял в рот мои груди. Я хочу, чтобы ты раздвинул мне ноги. Хочу, чтобы ты вошел в меня…»

Сука! Сидя один в своем кабинете, все еще голый, Хэммонд костерил Пандору. Потаскуха! Сколько же времени она с ним знакома? Письма написаны давно. Значит, она встречалась с ним уже несколько месяцев, возможно, даже лет. Впервые с того момента, как вернулся домой, Хэммонд почувствовал сексуальное возбуждение. Он погладил себя внизу листочками, которые Пандора много лет назад написала Люку, и почувствовал напряжение в яичках. Он представил себе, как Пандора исполняет стриптиз в их спальне. Шлюха! – Я не хочу возвращаться домой. Никогда. Именно в этом, подумала Пандора, и заключается самое страшное преступление Хэммонда. Его слова «Подойди и поцелуй своего папочку» все время звенели в ее ушах. Ничего ужаснее она не могла себе и представить.

По дороге домой Пандора пыталась что-то придумать, составить план действий. Противостоять ему. Вызвать врача. Вызвать полицию. Поговорить с кем-нибудь из друзей. С Беверли? Рози? Со своим покойным отцом? Теперь она сама уже начинала сходить с ума. Она почувствовала тошноту. Чем ближе подъезжала она к дому, тем сильнее становился привкус страха у нее в горле. Когда она приехала, никакого плана действий у нее не было.

В доме горел свет, а она думала, что будет полный мрак. Тишина, а она думала, что будет играть громкая музыка. Это было похоже на ее приступы глухоты. Ее уши ничего не слышали, лишь треск цикад свидетельствовал о том, что она слышит. Ладони и подмышки у нее вспотели от страха, и это свидетельствовало о том, что она в состоянии чувствовать. Она опять открыла дверь навстречу ожидающему ее кошмару.

В гостиной работал телевизор. Хэммонд сидел в кресле. На нем были джинсы, белая рубашка и мокасины. Он был выбрит, причесан, в руке держал стакан молока. На столике, на тарелке лежал бутерброд с тунцом. Он улыбнулся и кивнул Пандоре.

– Проходи, садись, дорогая, – приветливо сказал он. – Я приготовил бутерброд. Сядь, поешь. – Он засмеялся какой-то смешной реплике в комедии, которая шла по телевизору. – Забавно.

Пандора не знала, как реагировать на это. Прошел ли приступ его безумия или же этот привычный домашний образ лишь его новое проявление?

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она растерянно.

– Отлично. Принял ванну, немного поспал. Чувствую себя великолепно.

– Хорошо. А то я действительно… очень тревожилась.

– Полагаю, у меня была небольшая депрессия.

– Ты не хочешь… поговорить об этом?

– Честно говоря, нет. Завтра, может быть.

– Хорошо. Я ужасно устала.

– Я думаю. Почему бы тебе не лечь пораньше? Ты, правда, не хочешь бутерброд?

– Нет, пойду приму ванну и лягу спать.

– Я тоже скоро лягу. Я хотел окунуться перед сном в бассейне, но на улице прохладно. До встречи.

Хэммонд послал ей воздушный поцелуй, и словно ледяные пальцы коснулись ее лица. Она пошла наверх. Ее всю трясло.