Жестокие игры мажора

Сглотнув образовавшийся в горле ком, я выдергиваю из его пальцев косу и перекидываю ее себе за спину, с замиранием сердца наблюдая за тем, как Багиров наклоняет голову набок и прищуривается:

— Такая упрямая.

Я знаю, что он снова играет со мной, поэтому не спешит и, кажется, даже не заботится о том, что сюда может кто-нибудь зайти.

Что будет, если я еще раз огрызнусь? Как он отреагирует? Разозлится? Или его это только позабавит? Прикоснется нежно… или грубо?

Под кожей начинает гореть что-то похожее на предвкушение.

Встряхнув головой, я выпаливаю на одном дыхании:

— Я тоже тебя предупредила, что не буду этого делать. Ты не вправе раздавать мне команды, это мои волосы. Мое тело. Я принадлежу только себе.

Багиров усмехается и, дернув челюстью, проводит по ней татуированной ладонью.

— Даже сейчас продолжаешь меня дразнить, — ровным голосом произносит он, но уголок его губ приподнимается в едва заметной улыбке.

Ох…

— Мне нужно идти, — быстро выдыхаю я, пытаясь казаться равнодушной. — Скоро начнутся занятия.

Я собираюсь обойти этого невыносимого мажора и выйти из туалета, но он преграждает мне путь.

— Ты действительно становишься моей проблемой.

Я не понимаю, что он имеет в виду. Но мне и не нужно понимать.

— Так отвяжись от меня! — я почти рычу, беспомощно сжимая кулаки и раздумывая, как бы добраться до двери, но в следующее мгновение он протягивает руку и, подцепив меня за шлевку пояса юбки, дергает на себя.

Я охаю и едва успеваю выставить перед собой руки, чтобы упереться в его широкие плечи, но это не спасает от горячей близости.

Багиров наклоняется и я, не желая того, вдыхаю его мужской аромат вперемешку с одеколоном и сигаретами.

— Пока не хочу, — его шепот обжигает ухо, но я не позволяю моей решительности угаснуть. — А теперь будь хорошей девочкой и распусти волосы, если не хочешь, чтобы это сделал я.

— Нет! Это мои волосы, долбанный ты тиран!

Я снова пытаюсь оттолкнуть Багирова, но его низкий смех у моей шеи делает со мной странные вещи, посылая по телу новую волну мурашек.

— Мне нравится, как из твоего милого ротика звучат ругательства.

Я даже не заметила, когда он оттеснил меня назад, только почувствовала, как, сжав мою талию, Багиров одним рывком усаживает меня на столешницу.

Дыхание тут же становится частым и прерывистым, особенно когда он встает между моих ног и кладет большие ладони на мои бедра.

Я открываю рот, но, не найдя, что ответить, закрываю, втягивая носом воздух.

Он не забирается под юбку и пока вообще больше ничего не делает, только опускает взгляд на мои приоткрытые губы, но этого достаточно, чтобы по коже пронесся электрический разряд.

Нет, я не хочу, чтобы он поцеловал меня.

— Я предоставлю тебе еще один шанс, Алиса.

Черт… так близко… Снова.

Что он там говорит?

Ничего не соображаю.

Кажется, у меня гипервентиляция легких.

От переизбытка ощущений я начинаю ерзать на месте, не в силах это контролировать, но Багиров останавливает меня, нарочно впиваясь пальцами в бедра еще сильнее.

Черт…

Мне необходимо увеличить между нами расстояние, но странная пульсация между ног сбивает с толку.

Живот сводит, а голова немного идет кругом.

Я дезориентирована.

— Меня… кажется, меня сейчас стошнит… — Мой голос звучит едва слышно, а потом дыхание перехватывает прямо в горле.

— Тебя не стошнит, — Багиров перемещает руки на мою талию и наклоняется ниже, царапая горячим дыханием висок, прежде чем хрипло сказать мне на ухо: — Ты всего лишь возбуждена.

Щеки тут же вспыхивают от стыда, и я отстраняюсь насколько это возможно.

Но он снова притягивает меня к своему сильному телу, и я упираюсь в его твердые грудные мышцы ладонями, чувствуя, как от этого прикосновения в животе начинает шевелиться много маленьких крылышек. Щекотно.

— Распусти волосы. Сделай это для меня.

5.3

Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд.

А потом я чувствую, как его рука перемещается вверх, нарочно задевая мою шею, прежде чем Багиров цепляет пальцами косу, доказывая свои намерения.

По спине пробегает дрожь.

— Ладно! Все! Я поняла! Я сама! — выпаливаю я и собираюсь убрать его руку, чтобы распустить волосы, но Багиров не позволяет мне этого сделать и сам стягивает резинку, заявляя с бесстрастным выражением лица:

— Я давал тебе время. Теперь я передумал.

— Ты серьезно? Это…

Я замолкаю, потому что он прижимает большой палец к моим губам.

— Помолчи, — его голос спокоен.

Даже слишком.

Я хлопаю ресницами, выдыхая громче, чем хотелось бы, когда он нарочно оттягивает мою нижнюю губу.

А потом снова возвращается к полураспущенной косе.

Изучая мое лицо холодными глазами, Багиров скользит пальцами по моим волосам, превращая их в мягкие волны.

Я ерзаю на месте.

Это настолько непривычно и чуждо для меня, что я съеживаюсь от каждого нового движения его пальцев.

Я позволяла прикасаться к своим волосам только бабушке. И это было моим успокоением, когда она их гладила или заплетала.

Но Багиров все разрушает.

Рядом с ним о спокойствии и мысли нет.

Отчасти потому что он прикасается к самым сокровенным частям моего тела, не имея на это никакого права.