Жестокие игры в любовь

— Про спор? Так я… ну, чтобы ты знала и не… ну, и не попалась…

— Никакого спора не было, Лёша. — Она наблюдала за его меняющимся выражением лица. Хотела понять — намеренно ли он соврал или сам обманулся.

— Как не было? — пробормотал он, совершенно пунцовый.

— Вот так. Не спорил на меня Колесников и не собирался.

— Но я сам слышал разговор… ну, то есть не сам спор. Он же тогда ушёл с матча. С тобой. Я тебе так и сказал, что не при мне это было. Помнишь? Пацаны сказали, что Онегин на тебя поспорил, вот.

— Кто тебе это сказал? — допытывалась Мика.

— Я уже не помню. Там полно пацанов в раздевалке было. Ну, кто-то из наших, — Лёша от её напора заметно тушевался, но потом встрепенулся: — А вот начал точно Жоржик! Он сказал, мол, вот, Онегин в Мику зарядил мячом. Какой, типа, оригинальный у него способ подката.

— А про спор что?

— Ну а дальше — слово за слово, и кто-то про спор сказал.

Мика покачала головой.

— Не так всё было. Женя просто сказал, что я ему нравлюсь и он не постесняется, как ты говоришь, ко мне подкатить. И всё.

— Да? — моргал Лёша. — Ну, может, пацаны в шутку так сказали…

— А, может, никто этого и не говорил, и ты сам додумал?

— Мика, ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Может, я, конечно, просто перебдел, недопонял… Но я за тебя переживал…

Мика вздохнула — тут Лёша прав. С первого дня он её оберегал, как мог, но всё равно раздражение не стихало.

— Я помню, и я тебе благодарна. Но, Лёша, ты хоть понимаешь, что ты наделал своим «недопонял»? Ты выставил меня какой-то истеричной дурой. И из-за тебя я незаслуженно унизила Колесникова. Я уж молчу про…

Она осеклась. Не говорить же Ивлеву про то, как она тосковала всё это время, или про то, что у них с Женей могло бы что-то получиться… Это не факт. Да и не время сейчас грезить.

— Прости, — поник Лёша. — Если я ошибся, я готов как угодно загладить свою вину. Я не хотел…

Мика не знала, что ему сказать. Может быть, потом она сможет перешагнуть этот эпизод и общаться с ним нормально, но сейчас в ней ещё кипела злость. И неизвестно, как примет её извинения Колесников. Может, даже слушать не захочет…

* * *

У школьных ворот они встретились с Громовой Оксаной. Она подошла с другой стороны школы, но, завидев Мику, остановилась и дождалась, когда они с Лёшей приблизятся.

— Привет, — буркнула она и посмотрела виновато на обоих. — Я, короче, не знала. Правда. Говорили, что ты… блин… ну, то самое… за бабки… со всякими старпёрами. Прости, короче. Если что, я это… за тебя.

— А кто говорил? — сразу подхватил Лёша.

— Да фиг знает, от кого пошло. Мне сказали наши девчонки, а кто им — без понятия. Мика, серьёзно, прости. Сама не знаю, почему повелась. Из-за Онегина, наверное…

Громова выглядела совершенно искренней. Но Мика шла молча. Может, и надо было что-то сказать. Вроде: ладно, понимаю, проехали… Но это неправда. Она этого всё равно не понимала и никогда не поймёт.

— А при чём тут Онегин? — насторожился Лёша.

— Ну, он в субботу пошёл на общество из-за неё… из-за Мики. Ему все бойкот объявили, а потом Сонька сказала, что он не виноват. Что он её покрыл. Ну, вот обидно за него стало. Мы его, считай, ни за что…

— Пережил бы… — фыркнул Лёша.

В гардеробе на неё все косились — видимо, слух о вчерашнем разгромном собрании просочился в массы. Лёша даже рыкнул пару раз на пацанов из девятого.

— Чего смотрим? Брысь!

Громова тоже каких-то девчонок, сплетничающих у зеркала, прижучила. Но Мике было почти всё равно. Ей казалось, что после этой недели у неё внутри всё выгорело.

В кабинет они вошли незадолго до звонка. И сразу, с её появлением, гул и разговоры в классе стихли. Некоторые смотрели на неё, некоторые — наоборот, прятали глаза. Но всем, чувствовалось, стало не по себе.

Мика прошла к своей парте, стараясь не замечать всеобщего внимания. Вера уже сидела на месте и тут сразу же оживилась:

— Хорошо, что ты пришла… — зашептала, наклонившись. — И то, что Лёшка пришёл — вообще здорово.

Лёша и правда сразу направился к парням, столпившимся у подоконника в конце кабинета.

— О, Лёха, здорово, — поприветствовали его хором, руки протянули.

— Ну, как? Откачали?

— А никто ничего не хочет сказать Мике? — спросил он сурово и веско.

На миг возникла неловкая заминка. Первым её нарушил Антон, следом и остальные.

— Мика, извини…

— Да, извини нас…

Она не реагировала. Громова хотя бы искренна была, а тут… из-под палки и из страха… Да кому это нужно?

Девчонки молчали, лишь стыдливо на неё поглядывали. Кроме Сони. Та зашла перед самым звонком. Мике казалось, что теперь она на неё смотрела с ещё большей ненавистью, чем раньше.

— Рогозина, а твои где извинения? — окликнула её Громова через весь класс.

Рогозина повернулась к Мике и с фальшивой улыбкой процедила:

— Извини.

Урок был у классной. Та влетела в кабинет сама не своя. Взвинченная вся, раздражённая. От малейшего шороха срывалась на крик. Видимо, ей и правда от директрисы крепко досталось.

А минут через десять после звонка заявился Колесников, прервав речь учителя на полуслове.