Жестокие игры в любовь

— Угу, в шутку… — Лёша презрительно скривился. — У него до Алины ещё была одна… Одноклассница его, кажется. Ну, из новой школы. Капец тупая! Вот просто дура дурой. Что у неё ни спросишь — только глазами хлопает. А если что скажет — так хоть стой, хоть падай. Но зато красотка. Самая, типа, красивая в той школе. Ему все говорили, что она дура. А он отвечал: «А нафига мне умная? Мне с ней не в шахматы играть. А женщин я люблю красивых».

Почему-то всё это слышать было неприятно, аж во рту появился горький привкус. И настроение совсем упало.

— А кого закрыли? Ну, вы с ним об этом сейчас говорили… Кого будут судить? — увела она разговор с болезненной темы.

— А! Так Сонькиного отца! — ещё больше оживился Лёша. — Рогозиной Соньки. Там вообще жесть. Батя её спьяну ударил мать. Та упала и как-то неудачно. Затылком ударилась, ну и… лежит сейчас в коме. Месяц с лишним уже. И никаких улучшений. Лежит в той же больнице, кстати, где твоя бабушка.

— Ужас какой, — пробормотал Мика.

Рогозину она если и вспоминала, то с содроганием, но сейчас ей искренне посочувствовала. А ещё сразу подумалось про мать и Бориса Германовича.

Они с ней виделись всего один раз с тех пор, как Мика вернулась. Причём встречались на улице — мать так попросила. Вдвоём сходили за Павликом в детский сад, потом немного погуляли в парке. Затем позвонил Борис Германович, и мать, схватив ребёнка, вприпрыжку помчалась домой.

От той встречи на душе остался нехороший осадок. Мать, как показалось Мике, как-то слишком сдала. Постарела так, будто не четыре года прошло, а четырнадцать. Жалко её стало.

А вот Павлик очень ей понравился. Светловолосый, хорошенький, похожий на мать в молодости. Он не капризничал, слушался. Только показался Мике каким-то уж совсем тихоней.

Она тщетно пыталась его разговорить, улыбалась ему, предлагала конфеты, мороженое — но он только прятался за мать, крепко цепляясь за подол юбки и глядя на неё испуганно. Так ни слова и не произнёс.

Мика хотела купить маленькому брату какую-нибудь игрушечку, но мать наотрез отказалась.

И что странно: если раньше мать пыталась её примирить с отчимом, то сейчас откровенно страшилась их встречи. Даже вот в гости приглашала только днём, когда он на работе. Но днём Мика была занята в больнице, так что навестить не получалось. А теперь, после истории Рогозиной, смутная тревога, которая и без того всё время свербела под ложечкой, сразу всколыхнулась.

— Ужас, конечно! — подхватил Лёша. — Пока он в сизо до суда. И с Сонькиной матерью что-то там вообще всё плохо. Мы скидывались классом на лечение.

Лёша проводил её до дома, опять звал в гости, но после всех сегодняшних впечатлений Мике как никогда хотелось побыть одной.

Про Колесникова она себе даже думать не давала. Пусть он там "мутит" со своей королевой красоты, звездит на ютубе и вообще делает то, что хочет. У неё своя жизнь, полная насущных проблем. Если повезёт, она его больше просто не встретит.

Однако несмотря на свои боевые установки, Мика всё же всплакнула. Но у кого не бывает минутки слабости?

А потом позвонила матери. Та не ответила, но чуть позже набрала её сама. Говорила тихо и торопливо:

— Если днём не получается, приезжай к нам в пятницу? Бори не будет. Он теперь завёл привычку по пятницам после работы отдыхать.

— В каком смысле? — не поняла Мика.

— Не знаю, он не говорит. Выпивает где-то. Но не так чтобы… Но приходит поздно, обычно за полночь. Так что сможем спокойно пообщаться.

43

Пациенткой бабушка оказалась строптивой, хотя, по идее, должна была понимать, как важно выполнять предписания. Мике на неё даже лечащий врач жаловался.

И хотя Мика выговаривала ей, но в душе радовалась. Непослушная и своенравная бабушка нравилась ей гораздо больше, чем вялая, неподвижная, с потухшим взглядом — такой она была вначале. Говорила она по-прежнему невнятно, но теперь всё время порывалась вставать. От больничной еды, морщась, отказывалась — невкусно. Просила домашней выпечки, но, сказали, нельзя. Да и скучала от безделья. Вот и злилась.

Мика её кормила буквально с ложки, как маленькую, умывала, выносила судно, читала ей вслух. Когда бабушка засыпала, Мика шерстила сайты эйч-ар агентств в поисках вакансий. Рассылала резюме.

Сначала лишь туда, где, по её представлениям, работа соответствовала её уровню. Затем снизила планку и расширила охват, но предложений не поступало, если не считать сомнительных приглашений в сетевой маркетинг. Отчаиваться Мика себе не позволяла, но ситуация крепко настораживала. Понятно, что это не Москва, но что с работой будет такой швах, она никак не ожидала. И деньги стремительно таяли, хотя она вроде почти и не тратила.

Лёша, конечно, предлагал свою помощь по всем фронтам, но Мика открещивалась, пытаясь удерживать между ними хоть какую-то дистанцию. Чувствовала, что иначе увязнет в благодарности к нему и не выберется. А принимать помощь как должное она не умела.