Жестокие намерения (ЛП)

Трент мгновенно бросает меня. Я падаю на пол, хватая ртом воздух, потирая больную шею, пока из глаз текут слезы. Прежде чем я успеваю отдышаться, отец поднимает меня и грубо швыряет на стул, который он поставил в центре комнаты. Он привязывает мои запястья и лодыжки к подлокотникам и ножкам стула, и я задаюсь вопросом, какое новое унижение он приготовил для меня.

Меня пробивает ледяным холодом, заменяя всю кровь в венах, и защитный слой смыкается вокруг сердца, запечатывая все теплое и человечное за ним. Слезы высыхают, прежние мучительные эмоции сменяются сердитым оцепенением, за которое я цепляюсь.

Отец стоит передо мной, едва скрывая свою ярость.

— Я задам тебе несколько вопросов, и мне нужны ответы. Откажешь, и я изобью тебя до полусмерти.

Я складываю губы в нейтральное выражение и бесстрастно смотрю на него. Если он думает, что я расскажу хоть что-то, то он сумасшедший. Я предпринимаю последнюю отчаянную попытку изменить свою судьбу, даже если надежды на успех мало.

— Отец, клянусь тебе, я девственница. Я могла бы порвать девственную плеву, танцуя или катаясь верхом. Хорошо известно, что это может произойти несколькими способами. Спросите у доктора. Он не может сказать со стопроцентной уверенностью, что я не девственница.

Отец на мгновение задумывается, и я почти вижу, как крутятся колесики в его мозгу. Я даю ему выход, если он решит ухватиться хоть за один из этих вариантов.

Но отец Трента на это не купился. Кровавый ублюдок.

— Прекрати. — Ноздри Кристиана раздуваются, когда он подходит ко мне. — Просто перестань врать. Если ты посмеешь проявить неуважение ко мне и моему сыну, то самое меньшее, что ты можешь сделать — это признаться в своих грехах.

— Так же, как ты признаешься в своих? — фыркаю я.

Его удар настолько сильный, что моя голова болезненно откидывается назад, и создается чувство, что она оторвалась от шеи.

— Я хочу знать правду, — требует он, бросая на моего отца взгляд, который говорит, что игра окончена, и мне нет смысла пытаться придерживаться своего заявления о невиновности. Даже если бы я была чиста, они бы мне не поверили.

Новая волна гнева омывает лицо отца, когда он наклоняется ко мне:

— С кем у тебя был секс?

Несмотря на то, что, похоже, новая элита нарушила нашу сделку и скормила меня акулам, раскрытие имени Кэма приведет отца в еще большую ярость, и это все, что меня сейчас волнует. Если он думает, что унижение и избиение дадут ему ответы, то сильно ошибается.

— Не скажу, — шиплю я, зарабатывая еще одну пощечину.

— Я хочу знать имя.

Положив ладони по обе стороны от меня, на подлокотники стула, он наклоняется, приближая свое угрожающее лицо к моему.

— Пошел. Ты.

Мой голос звучит отстраненно, когда слова слетают с губ.

Голова откидывается назад, когда он дважды бьет меня по лицу. Щупальца боли исходят от носа, стреляя злыми осколками по всему лицу.

— Скольких мужчин ты впустила в свою предательскую пиз*у?

Я ухмыляюсь, слизывая струйку крови, стекающую на губу из распухшего носа.

Он бьет меня в живот, и я задыхаюсь, хватая ртом воздух, когда режущая боль рикошетом проходит сквозь верхнюю часть туловища.

— Когда это случилось? — он продолжает орать на меня и избивать.

— Я никогда тебе ничего не скажу, — произношу я, тяжело дыша, все еще пытаясь выровнять сбившееся дыхание, на этот раз заработав удар по ребрам. Мучительная боль сотрясает грудную клетку, и я вскрикиваю.

Схватив меня за подбородок, он рычит:

— Кто это был?

Глаза на выкате, ноздри раздуваются, а страшное, мрачное выражение на лице обещает мир боли.

У меня болит все тело, но вместе с болью появляется определенное чувство облегчения. Теперь все на моих условиях. Если он хочет, то может избивать до тех пор, пока я не перестану дышать. Но я никогда не раскрою подробности.

— Кто это был? — он снова бьет меня по лицу. — Отвечай мне, тупая шлю*а!

Плюнув ему в лицо, я полностью вывела его из себя. Когда он садится верхом на стул, на меня обрушивается дождь ударов.

На заднем плане от стен отражаются голоса, но я не могу разобрать, кто это или что говорят.

Мы падаем на пол, стул подо мной разлетается на куски, весь вес отцовского тяжелого тела давит на меня. Большие руки смыкаются на моем и без того израненном горле, и последнее, что я слышу, прежде чем отключиться, это как Дрю умоляет отца остановиться.

Глава 26

Каждая косточка в теле болит, когда я, наконец, прихожу в себя, открывая глаза погруженная в темноту своей спальни.

Дрю спит в кресле рядом с кроватью, одежда помята, а хмурое выражение портит красивое лицо даже во сне. Я вытягиваю одну руку из-под одеяла, скользя пальцами по крышке прикроватной тумбочки в поисках мобильного, и всхлипываю, когда пульсирующая боль распространяется от спины через плечо вверх по руке.

Дрю резко просыпается, его взгляд дикий и настороженный.

— Ты проснулась, — бормочет он все еще сонным голосом. — Как ты себя чувствуешь?

— А как ты думаешь? — с шипением отвечаю я, и очередная волна боли бьет с новой силой, когда события прошлой ночи всплывают в памяти.

Раскаяние омывает его лицо.