Выбрал камеру над первой кассой, чтобы не ошибиться. Там еще фальшивок дохуя, весь потолок ими утыкан. Мальчиков поманил, послал за стремянкой. Один возмутился: это, мол, не его дело. А второй принес и еще за ногу меня подержал, там пол неровный, стремянка качалась. Откручиваю, он смотрит, смеется – хорошенький, пальцы нежные, у меня сразу встал. Голова закружилась, я чуть с лестницы не слетел. Этот, похоже, все понял, ухватил покрепче. Потом к приятелю своему подходит, кивает в мою сторону, и оба ржут. Стою как обосранный, уже и не помню, зачем я там. Начальник охраны спрашивает: «Ну, что?» И провал в памяти.
Возвращаюсь в торговый зал, эти двое о чем-то треплются на своем, на птичьем. И мой мальчик второго обнимает, запросто, они же без комплексов – хули, дикари. Смотрит через его плечо, верхняя губка приподнята, зубки сверкают, как в рекламе. Отрывается от дружка, достает из заднего кармана полтинник и вразвалочку идет к терминалу. Я тоже подхожу. Набирает номер – безумно красивые руки, продолговатые ногти с белыми лунками, ровные, как будто делал маникюр. По запястью белой ниточкой – шрам.
Терминал выплюнул чек, я взял его и убрал в портмоне. Медленно, чтобы зайка успел разглядеть капусту.
Он сразу напрягся:
– Позвонишь мне?
– Может, и позвоню.
Набираю его номер, смотрю через стекло – подносит к уху телефон, головка опущена, спинка прямая, стройненький, даже спецовка его не портит. Слышу в трубке:
– Привет. Как тебя зовут?
– Руслан.
– Руслан, люби меня.
Наверное, русский плохо знает.
Говорю:
– Назови цену, за которую я тебя любить буду.
– Три тысяча.
– Пятьсот.
– Две с половина.
– Семьсот.
– Один с половина.
– Девятьсот.
– Мало. Я столько и здес заработаю.
– Хорошо, тысяча двести. Но любить буду долго и больно.
Он смеется:
– Давай.
Я накупил жрачки и бухла, быстренько смотался домой, привел все в порядок и стал ждать, когда мой красавчик освободится. Проверил все камеры, выпил пятьдесят граммов для храбрости и поехал. Вот супермаркет, вот мой красавчик в белой куртке, и с ним еще два барана, которых я не вызывал.
Этот влезает на переднее сиденье, два его дружка рассаживаются на заднем. Уставились на меня и ждут.
– Это что, я каждому по тыще двести должен дать?
Один из баранов, высокий, кучерявый, с тонким носом, отвечает:
– Давай три на всех. У нас не хватает за квартиру заплатить.
Мальчики вроде симпатичные, продаются со скидкой – надо брать. По внешности разные, хоть и азиаты и должны быть для меня на одно лицо. Высокий, Мансур, похож скорее на кавказца, у Алишера черты лица европейские, а мой красавчик – вылитый японец и даже лучше, потому что глаза больше и фигурка стройнее, ест мало, весь день бегает, не то что я. Зовут красавчика Саша, хотя из него саша как из меня Пугачева. На самом деле, наверное, какой-нибудь Фархад или Шавкат.
Мансур оказался деловым пидорасом: еще в прихожей обнял, сунул язык мне в рот. Хочет срубить бабла по-быстрому, гнида, а мне надо медленно и в прихожей темновато.
Говорю:
– Так! У нас тут секс без обязательств, целоваться не надо.
По-моему, он обиделся, но мнение гастеров меня не ебет.
Расставляю бухло и закуски на журнальном столике в гостиной, ставлю порно с бабами, чтобы смотрели куда надо. Алишер с Мансуром раздеваются, Саша приткнулся на краешке дивана, грызет куриное крылышко и смотрит порнуху.
Скидываю одежду в спальне, надеваю свой знаменитый халатик. Мансур притащился следом, снова прижался, гладит – приятно, хоть и не совсем то, что нужно. Эротика и телячьи нежности нам нахуй не впились. Вывернулся, отвел его обратно в гостиную. Алишер лезет мордой в телевизор и дрочит, он мне так весь фильм испортит, дурак.
Указываю на Сашу:
– А этот почему до сих пор одетый?
Мансур отвечает:
– А он стесняется.
Если ты стесняешься, зачем пришел? Катал свои тележки и катай себе дальше, целка тупая.
– А ты не стесняешься?
Мансур хохочет:
– Чего стесняться, у меня трое детей.
Ну правильно, если у тебя трое детей, уже все равно, кому и куда вставлять, главное – не в пизду своей жене-мусульманке.
Алишер начал выяснять, кто будет сверху, я его сразу успокоил. По мне же видно, что я пассив. Он сел на диван немытой жопой и пригнул мою голову – стою на коленях, сосу. Не бог весть что, но приятно, когда мужик понимает, чего от него хотят. Мансур плюет на мою жопу и въезжает без резинки. Не боится, это тоже приятно.
Саша глодает куриную кость и смотрит на меня печальными глазами. Я чувствую, как напрягаются ноги Алишера. Сейчас кончит. Отталкиваю: «Дрочи!» Растираю капли по лицу, он тут же – к столу, жрать. Мансур двигается шикарно, как настоящий порноактер, даже ноги расставил так, что моя жопа в кадре видна. Гладит меня по спине, я приговариваю:
– Молодец, молодец…
Прошло минут двадцать, у меня уже ноги затекли, а этому хоть бы хны, только халатик задирает время от времени, чтобы в задницу не забился. Вдруг ложится мне на спину, прижимается всем телом – горячий, скользкий от пота. Я шепчу:
– Молодец, молодец, сделай меня, давай, мое солнышко…