Жестокий броманс

– Это нервное, – объяснил Ашот. – Я тоже, когда услышал, чуть не блеванул. Надо поесть мороженого, тогда все пройдет.

Солнце палило как летом. Оба мальчика сняли пиджаки, сунули их в Сашин рюкзак и побежали в кафе. Там они отжали столик у сопливой первоклашки с косичками, Саша плюхнулся на стул, а Ашот купил две вазочки пломбира.

– Мерзкая история, – сказал Ашот, ковыряя ложечкой тающий шарик. – Я, честно скажу, надеялся, что она девушка. На самом деле это существо, видимо, бесполое. И знаешь, что самое смешное? Все думают, он генетический урод. Кроме тех, которые считают, что это проказа или сифилис. И все равно к нему уже ходила половина мужиков с завода. Если ты алкаш, тебе же похуй, куда совать? Все равно помрешь от цирроза. Многие даже без гондона, а то ощущения, как бы, не те. И потом еще долго слышат голоса… Я, конечно, не пробовал… Мама в ужасе, каждый день видит вот это на заднем дворе. А ему все нравится. Легкоусвояемые белки плюс деньги на дозу. Пожрал, покайфовал… Влился в коллектив…

– Все равно это мерзко, – сказал Саша. – Хотя, конечно, мы не знаем, что с ним было до этого. Может, он и раньше этим занимался. А потом его выкинули, как плечевую из тягача.

– Не расстраивайся, – Ашот заглянул ему в глаза. – Мы все равно ничего не смогли бы сделать.

– Ашот, спасибо. Я правда очень это ценю, – ответил Саша.

После обеда Саша не утерпел, прошмыгнул в проходную химзавода и побежал к столовой. Мама Ашота вышла, как обычно, с двумя бидонами.

– Иди отсюда, – обозлилась она, – что ты тут забыл, кто тебя пустил?

За мусорными баками Саша разглядел знакомую шубу. Пришелец, сидя на корточках, поджидал клиентов. – Я только поговорю с этим уродом и уйду, не волнуйтесь, – сказал мальчик.

Пришелец держался уже не так неуверенно, как в начале лета. В его огромных глазах появился нагловатый блеск.

– Понятно? – сказал он. – Иди на хуй!

– Нам не о чем говорить! Я более развитое существо, чем ты! – Саша побежал обратно, едва не сбив тетю Изольду с ее бидоном. Зелень и грязно-белые кирпичные стены плыли у него перед глазами.

– Саня, Саня! – тетя Изольда догнала его за проходной. – У нас осталось много азу, хочешь поесть? На! Ашотик совсем плохо кушает. Только потом помой и занести не забудь.

– Спасибо, – всхлипнул Саша. Он взялся за липкую ручку бидона и зашагал к дому.

Жестокий броманс

У Виталика сразу встал. Как только дверь его комнаты отлетела и ввалились два распаренных «космонавта», он понял, что его мечта где-то рядом. Совсем близко. Виталик скинул рваные семейки и натянул чистые, недавно присланные чаечки. Вошел набриолиненный пристав, достал из дорогой эко-кожаной папки документы, откашлялся. Глянул на Виталика, который поспешно водил по щекам электробритвой. Взгляд пристава был одобрительным: этот смазливый поц понимал, что Виталик готов выполнять свой гражданский долг.

– Виталий Владимирович, хватит, вами займется стилист, – проговорил пристав, обмахиваясь бумажками. – Позвольте зачитать постановление суда… У вас что, нет денег на климат-контроль?

– Нету… – Виталик выключил бритву и сел на свою несвежую постель. В ногах правды нет. Он подумал, что надо, пожалуй, накапать валокордина и принять карсил на всякий случай, но постеснялся это делать перед официальными лицами.

– Итак, Сальный Виталий Владимирович. Согласно статье 585 Семейного кодекса Российской Федерации вы, поскольку вы являетесь бездетным одиноким сорокалетним иждивенцем…

– Хикканом, – поправил Виталик.

– Здесь написано «иждивенцем»… Итак, вы приговариваетесь к месяцу исправительных работ по улучшению генофонда нации под наблюдением вашего социального работника и квартального психолога.

– Я писал петицию по внесению поправки, – надулся Виталик. – Называть нас иждивенцами некорректно. Мы хикканы, то есть социальные инвалиды третьей группы, то есть люди с ограниченными психосоциальными возможностями.

– Распизделся, онанист, – буркнул один из «космонавтов», надевая на Виталика стальной ошейник. – Давай уже на педикюр.

Пристав цыкнул полисмену. Виталик натянул тельняшку и шорты. Пуговица отлетела и покатилась по давно не мытому линолеуму, Виталик полез ее искать.

– Одежду вам подберут, – пристав яростно обмахивался постановлением. – Не тяните время. Вы вообще хотите потерять девственность?

– Мне ссыкотно, – Виталик покраснел и вспотел. – Можно подождать еще недельку, морально подготовиться? Тут же, поймите, изменится вся моя жизнь! Пусть она и говно, но, понимаете, я не могу так сразу, это все равно что бросить человека в канализацию, чтобы научить плавать… Я понимаю, что из говна в говно – это, получается, разницы никакой…

– Своими страхами будете делиться с психологом, – успокоил пристав. – У нас высококлассные специалисты, социализация должна пройти мягко и безболезненно.

Виталик вышел на яркий свет, шлепая резиновыми тапками, придерживая шорты. Из глаз его текли слезы. Психолог Аннелиза Аскольдовна подбежала с темными очками.

– Спасибо за все! – всхлипнул Виталик.

– Мужайся, мой мальчик! – Аннелиза пожала его липкую руку.