Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны

В конце концов Анне Кинтопф повезло. Несмотря на то что их неоднократно грабили (в последний раз это были русские пограничники на мосту, по которому им все-таки разрешили перейти на другой берег), они добрались до границы сравнительно быстро и относительно невредимыми. Многим из тех, кого выдворили из их деревни, перейти границу мешали более активно: встревоженные массовым скоплением людей в своей зоне оккупации Германии, русские пограничники действовали согласно инструкции и больше не разрешали беженцам переправляться на другой берег реки. Один свидетель говорит, что его выдворили с места жительства 25 июня и под охраной поляков доставили к границе. Позже этих поляков разоружили советские войска и велели им вернуть беженцев в их деревни. На следующей неделе ему пришлось пройти через то же самое еще раз. Тысячи штатских немцев ходили пешком туда-сюда по приграничным районам, их «гнали как скотину», потому что никто не был готов или не имел возможности предоставить им убежище.

Свидетели тех событий в огромном большинстве подчеркивают абсолютное беззаконие, с которым они столкнулись в пути. «Каждый день ко мне приходили немцы в слезах и рассказывали, что поляки отняли у них все их пожитки». «Поляки вели себя как вандалы… мародерствовали, обыскивали, насиловали». «Поляки отнимали у нас все, что находили, ругали нас, плевали нам в лицо, хлестали и били нас». «К нам постоянно приставал и грабил всякий сброд». Криминал сочетался с официальной политикой конфискации всего ценного, что немцы пытались унести с собой. Согласно правилам, составленным польским правительством, немцам не разрешалось вывозить из страны более 500 рейхсмарок и иную валюту. Никаких уступок не делалось даже тем, кто занимал активную пропольскую позицию или боролся с нацистами во время войны. С антифашистами и немецкими евреями обращались точно не лучше, чем с любыми другими немцами, – их определяла «немецкость», а не деятельность во время войны или политические взгляды.

Сначала изгнание немцев носило чрезвычайно неорганизованный, спонтанный характер; часто деревни просто очищались от населения, чтобы их было легче грабить. Все население заставляли форсированным маршем идти к границе, транспорта не было. Лишь в конце 1945 – начале 1946 г. в этот процесс был внесен элемент должной государственной организации, и наконец беженцам стали предоставлять поезда.

Справедливости ради надо сказать, что польские власти не только были в курсе всего происходящего, но и глубоко озабочены этим – по крайней мере, в некоторых местах. Пытаясь сделать перемещение немцев более «упорядоченным и гуманным», правительство в начале 1946 г. составило свод правил. Например, утверждалось, что детей без сопровождения, пожилых и больных людей следует депортировать в летние месяцы на поездах с медицинской помощью. Беременным женщинам на поздних сроках не разрешалось отправляться в путь до благополучного разрешения от бремени. Говорящему по-немецки медицинскому персоналу вменили сопровождать каждый транспорт; людям должны были предоставляться достаточное питание и вода. В качестве основной, пусть и недостаточной, меры безопасности приставлялась польская охрана поезда в количестве десяти человек.

В последующем соглашении между польскими властями и британской армией появилось временное расписание, и вновь оговорено, что в дорогу будут отправляться только здоровые люди, способные перенести тяжелое путешествие. Это был ответ на десятки сообщений в мировой прессе, появившихся предыдущим летом, о том, что детские дома и больницы в Восточной Пруссии опустели, так как всех подопечных посадили в поезда без соответствующих продовольственных запасов или медицинского обслуживания. Однако, хотя такие вопиющие случаи старались не допускать, оказалось невозможным полностью обеспечить исполнение новых правил. Немцы, стремившиеся покинуть страну, прилагали максимум усилий, чтобы скрыть свою болезнь, немощь и беременность, чтобы попасть на транспорт. Тем временем некоторые польские чиновники службы репатриации не спешили их отпускать. Не только они безнадежно тянули с оформлением документов, но и польские правящие круги в целом были заинтересованы в удерживании молодых и годных для работы людей в Польше: пожилые и больные депортировались в первых рядах, ввиду своей «бесполезности». В результате Государственный комитет по репатриации часто жаловался местным чиновникам, что правила репатриации не выполняются.