Жестокий принц

– Скажи-ка, когда ты наконец возьмешься за ум. – Балекин прохаживается вокруг младшего брата, и его голос обманчиво мягок. – Пока же ты одно сплошное разочарование.

– Может быть, тогда, когда ты перестанешь притворяться, что делаешь это не ради собственного удовольствия, – отвечает Кардан. – Хочешь унизить меня – давай, и не трать так много времени. Если…

– Отец, когда зачал тебя, был стар, и семя его было слабым. Потому и ты слаб. – Балекин кладет ладонь на шею брата. Жест вроде бы нежный, но Кардан вздрагивает и оказывается прижатым к полу. – Снимай рубашку и прими наказание.

Кардан стягивает рубашку, обнажая бледную спину с тонким узором едва заметных шрамов. Чувствую, живот как будто стягивает обруч. Сейчас его будут бить.

Мне бы торжествовать, видя врага таким униженным. Мне бы радоваться, что ему живется еще хуже, пусть даже он принц фейри, ублюдок, обреченный на вечную жизнь. Если бы мне сказали, что я увижу такое, я бы, наверно, захлопала в ладоши. Но сейчас, наблюдая за происходящим, я понимаю, что за его дерзостью прячется страх. Никто не хочет, чтобы о его страхах знали другие, и многие скрывают их за громкими словами. Нет, мое отношение к нему не меняется к лучшему, но впервые он кажется настоящим. Не хорошим – настоящим.

Балекин кивает, и слуга бьет. Дважды. Кожаным ремнем по спине. Эхо кажется еще громче в неподвижном воздухе комнаты.

– Это не потому, что я злюсь на тебя, брат, – говорит Балекин, и меня бросает в дрожь от этих слов. – Это потому, что я тебя люблю. Потому что люблю нашу семью.

Страж в третий раз поднимает руку, и тут Кардан прыгает за своим мечом, лежащим на столе, куда и положил его слуга. В голове мелькает мысль: сейчас убьет.

Слуга не издает ни звука и даже не поднимает руку, чтобы защититься. Может быть, под действием чар он даже не сознает опасности. Может быть, так и умрет, ничего не предприняв. Меня едва не парализует ужас.

– Смелей, – скучающим тоном говорит Балекин и кивает в сторону стража. – Убей его. Покажи, что хотя бы крови не боишься. Покажи, что можешь по крайней мере нанести смертельный удар.

– Я не убийца, – отвечает, к моему удивлению, Кардан. Вот уж не думала, что этим можно гордиться.

Два шага, и вот уже Балекин рядом с братом. Как же они похожи. И у одного, и у другого чернильно-черные волосы, хищные глаза, надменное выражение лица. Но за спиной старшего десятилетия опыта, и он, легко обезоружив брата, толкает его на пол.

– А раз так, то и прими наказание, как подобает жалкому созданию, коим ты и являешься. – Балекин делает знак слуге, который, стряхнув дремоту, приступает к делу.

Я слежу за каждым ударом, за каждым вздрагиванием. Ничего другого не остается. Можно закрыть глаза, но нельзя заткнуть уши. И одно, и другое ужасно, а хуже всего пустое лицо Кардана и его бесстрастные, холодные, как свинец, глаза.

Своей жестокостью он в полной мере обязан старшему брату. В жестокости его растили, в нюансы жестокости посвящали, применению жестокости обучали. И как ни ужасен Кардан, теперь я понимаю, каким он может стать, и мне становится страшно.

Глава 13

В платье служанки попасть во Дворец Эльфхейм даже легче, чем войти во владения Балекина. Все, от гоблина до джентри и от смертного придворного поэта до сенешаля, едва удостаивают меня мимолетным взглядом, когда я неловко пробираюсь по запутанным лабиринтам коридоров. Я – ничто и никто, посыльный, достойный внимания не больше, чем механическая игрушка или сова. Безмятежное выражение лица и устремленность вперед приводят меня в покои принца Даина без малейшей заминки, и это притом, что я дважды сбиваюсь с пути и вынуждена возвращаться.

Стучу тихонько в дверь. К счастью, открывает сам принц. Увидев меня в домотканом платье служанки, он удивленно поднимает брови. Как и подобает девушке моего положения, делаю реверанс и на случай, если мы не одни, сохраняю на лице выражение довольной покорности.

– Да? – спрашивает Даин.

– У меня для вас сообщение, ваше высочество, – говорю я, надеясь, что не нарушаю общепринятый этикет. – Прошу уделить мне минуту вашего времени.

– У тебя хорошо получается, – говорит он. – Входи.

Какое удовольствие расслабиться, снять маску, смахнуть бессмысленную улыбку.

Следую за принцем в его гостиную. Повсюду бархат, шелка и парча. В цветовой гамме доминируют малиновый, синий и зеленый, все глубоких, темных тонов, как перезрелые фрукты. Узоры на тканях привычные – замысловатые переплетения веток вереска, листья, которые могут оказаться пауками, если смотреть на них под другим углом, и сцены охоты, где не вполне понятно, кто на кого охотится. Я вздыхаю, сажусь в указанное мне кресло и опускаю руку в карман.

– Вот, – достаю сложенный листок, кладу на изящный столик с резными птичьими лапками вместо ножек и разглаживаю. – До конца скопировать и промокнуть не успела – помешали, так что немного смазалось. – Украденную книгу я оставила с жабой. Не хочу, чтобы Даин знал, что я прихватила кое-что для себя.

Он щурится, стараясь разобрать за пятнами буквы.

– Балекин тебя не видел?