Жестокий принц

– Сомневаюсь, что он даже знает об этом, – говорит Локк и, заметив мое удивление, улыбается. – Ему, конечно, хотелось бы убедить тебя, что он наш лидер, но Никасия больше любит власть, мне нравится драма, а Валериану – насилие. Кардан обеспечивает нас и первым, и вторым, и третьим.

– Драма? – эхом повторяю.

– Мне нравится, когда что-то происходит, когда история не стоит на месте. А когда найти интересную историю не удается, я создаю ее. – Вид у него в этот момент как у настоящего трикстера. – Я знаю, ты подслушала наш с Никасией разговор о том, что было между нами. У нее был Кардан, но власть над ним она получила лишь тогда, когда оставила его ради меня.

Раздумывая над сказанным, я не сразу замечаю, что мы не идем обычной дорожкой к владениям Мадока. Локк повернул в другую сторону.

– Куда ты ведешь меня?

– В мое поместье, – говорит он с ухмылкой, довольный тем, что его замысел раскрыт. – Здесь недалеко. Надеюсь, тебе понравится лабиринт из живой изгороди.

В других здешних поместьях, за исключением Холлоу-Холла, я еще не бывала. В мире людей мы, дети, всегда играли во дворах наших соседей – качались на качелях, купались, прыгали, – но здесь правила совсем другие. Большинство детей при Королевском дворе – королевские особы, присланные из дворов поменьше для более близкого знакомства с принцами и принцессами, и на что-то еще им просто не хватает времени.

Конечно, в мире смертных есть такая вещь, как задний двор.

Здесь – лес и море, скалы и лабиринты, а цветы бывают красными только тогда, когда напиваются свежей кровью. Возможность заблудиться в лабиринте из живой изгороди не представляется мне привлекательной, но я улыбаюсь, как будто ничто другое не порадовало бы меня больше. Не хочется его огорчать.

– Вечером будут посиделки, – продолжает Локк. – Тебе надо остаться. Обещаю – развлечешься.

В животе вяжется узел. Вечеринок без друзей не бывает.

– Не самая лучшая мысль, – уклончиво говорю я, чтобы не отказывать напрямую.

– Твоему отцу не нравится, когда ты задерживаешься? – В голосе Локка слышны просительные нотки.

Понимаю, что он пытается заставить меня вести себя по-детски безрассудно и при этом прекрасно знает, почему я не могу остаться, но хотя я сознаю это, прием все равно срабатывает.

Поместье Локка поскромнее владений Мадока и выглядит менее укрепленным. Между деревьями поднимаются высокие шпили, скрытые дранкой из мшистой коры. По стенам ползут плющ и жимолость.

– Вот это да. – Я проезжала неподалеку и видела издалека эти шпили, но кому принадлежит это все, не знала. – Красиво.

Он усмехается.

– Пройдем в дом.

Фасад украшают массивные двойные двери, но Локк ведет меня к маленькой боковой двери, через которую мы попадаем в кухню. На столе – свежий хлеб, яблоки, смородина и мягкий сыр, но слуг, которые приготовили это, не видно.

Невольно вспоминаю девушку, чистившую камин в Холлоу-Холле. Знают ли родители, где их дочь? И какую сделку она заключила? А ведь я легко могла оказаться на ее месте.

Гоню прочь тягостные мысли.

– Это ваш семейный дом?

– У меня нет семьи. Мой отец не вписывался в рамки Двора. Лесная чаща нравилась ему больше, чем интриги моей матери. Он ушел от нее, а она умерла. Так что остался только я.

– Ужасно. И так одиноко.

Локк отмахивается.

– Мне знакома история твоих родителей. Вот уж трагедия, достойная баллады.

– Это было давно. – Меньше всего мне хочется говорить о Мадоке и смерти отца и матери.

– А что сталось с твоей матерью?

– Она связалась с Верховным Королем. Родила ребенка – от него, полагаю, – но кто-то очень не хотел, чтобы он родился. Они воспользовались ядовитым грибом.

Начавшийся на легкой ноте, рассказ заканчивается на трагической.

Румяный гриб? О нем упоминалось в письме королевы Орлаг, которое я нашла в доме Балекина. Пытаюсь убедить себя, что в записке речь не могла идти об отравлении матери Локка, что у Балекина нет мотива, ведь Король уже назвал Даина своим преемником. Но как ни стараюсь, не могу не думать, что такая возможность есть и что мать Никасии приложила руку к смерти матери Локка.

Зря спросила – не подумала, и получилось нехорошо.

– Мы – дети трагедии. – Он качает головой, потом улыбается. – Не такое начало я планировал. Хотел угостить тебя вином, хлебом и сыром. Хотел сказать, какие чудесные у тебя волосы… словно вьющийся дымок, а глаза – точь-в-точь цвета лесного ореха. Думал, что сочиню для тебя оду, но я не слишком хорош в поэзии.

Я смеюсь, а он хватается за сердце, будто сраженный моей жестокостью.

– Прежде чем познакомить с лабиринтом, позволь показать кое-что еще.

– И что же? – Мне уже любопытно.

Локк берет меня за руку.

– Идем. – Он ведет по дому к винтовой лестнице. Мы поднимаемся выше, выше, выше.

У меня кружится голова. Ни дверей, ни площадок нет. Только камень и ступеньки. Только сердце стучится в груди громче и громче. Только его улыбка и янтарного цвета глаза. Только бы не поскользнуться, не споткнуться. Все сильнее кружится голова, но я не отстаю.

Думаю о Валериане. Прыгни с башни.

Продолжаю подниматься. Хватаю воздух мелкими глотками.

Ты – ничтожество. Тебя все равно что нет.