Добираемся наконец до самого верха. Перед нами маленькая, в половину моего роста, дверь. Я прислоняюсь к стене, жду, когда пройдет головокружение. Локк поворачивает изящную серебряную ручку и, согнувшись, проходит. Набираюсь смелости, отталкиваюсь от стены, следую за ним и…
И замираю. Мы на балконе, на самом верху самой высокой башни, той, что выше самых высоких деревьев. Отсюда я вижу залитый лунным светом лабиринт с искусственными руинами в центре. Вижу Дворец Эльфхейма, поместье Мадока и Холлоу-Холл Балекина, окружающее остров море и, за ним, смягченные вечным туманом яркие огни городов и поселков человеческого мира. Никогда еще я не смотрела на наш мир из другого, чужого.
Локк кладет ладонь мне на спину, между лопатками.
– По ночам мир людей выглядит так, словно он полон упавших звезд.
Я подаюсь назад, стараюсь не думать об изнуряющем подъеме и держусь подальше от края балкона.
– Ты бывал там когда-нибудь?
Он кивает.
– Мать брала меня с собой, когда я был еще ребенком. Говорила, что без вашего наш мир станет словно стоячее болото.
Хочу сказать, что тот мир больше не мой, что я едва его понимаю, но моя поправка звучала бы так, словно мы говорим о разных вещах. Что касается чувств его матери в отношении мира смертных, то они определенно мягче и добрее тех, которые разделяют большинство ее соотечественников. Должно быть, она сама была женщиной доброй.
Локк поворачивается ко мне… и вот его губы уже совсем близко.
Они мягкие, дыхание теплое, и я вдруг чувствую себя так, словно покинула собственное тело и вижу его издалека, как огни того далекого города. Рука сама тянется к перилам. Я сжимаю их крепко-крепко, а он обнимает меня за талию, словно хочет удержать здесь, в этом мгновении и на этом месте, убедить себя, что я рядом, высоко над всем, и что происходящее – не сон, а реальность.
Локк отстраняется.
– Ты и в самом деле прекрасна.
Как же хорошо, что они не способны лгать.
– Я рада, что ты привел меня сюда, – смотрю вниз. – Невероятно. Отсюда все выглядит таким маленьким, как на доске в «Стратегии».
Он смеется, словно я не могу сказать такое всерьез.
– Я так понимаю, что ты много времени проводишь в отцовском кабинете?
– Немало. Достаточно, чтобы понимать, какие у меня шансы против Кардана. Против Валериана и Никасии. Против тебя.
Он берет мою руку.
– Кардан – глупец. Остальные роли не играют. – Улыбка на его лице сползает куда-то вбок. – Но, может быть, это часть твоего плана – заставить меня привести тебя в самое сердце моей крепости. Может быть, ты посвятишь меня сейчас в твои зловещие замыслы и подчинишь своей воле. Так вот, знай, сделать это будет совсем не трудно.
Я смеюсь.
– Ты не такой, как они.
– Неужели?
Смотрю на него долго и пристально.
– Не знаю. Хочешь приказать мне спрыгнуть с балкона?
Он вскидывает брови.
– Конечно, нет.
– Тогда ты и вправду другой. – Я с силой толкаю его в грудь. Кулак почти непроизвольно раскрывается, и его тепло проникает в меня через ладонь. Я лишь теперь сознаю, что замерзла, стоя на ветру.
– А ты не такая, как они о тебе говорят. – Он наклоняется и снова меня целует.
Думать о том, что они обо мне говорят, не хочется. Не сейчас. Хочу только, чтобы целовал и целовал, стирая все-все-все.
Спуск длится долго. Мои пальцы путаются в его волосах. Мои губы на его шее. За спиной – древняя каменная стена. Так медленно… так хорошо… и так бессмысленно… Этого не может быть. Это не моя жизнь. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Мы сидим за длинным банкетным столом и едим хлеб и сыр. Пьем бледно-зеленое вино с ароматами трав из массивных кубков – Локк достает их из глубин настенного шкафчика. Ему дважды приходится мыть кубки – столько на них пыли.
Потом он поднимает меня и усаживает на стол так, что наши тела оказываются вжатыми одно в другое. Восхитительно и ужасно. Я ощущаю себя настоящей фейри.
Не уверена, что умею хорошо целоваться. Мои губы, язык такие неуклюжие. Я застенчива. Хочу прижаться к нему еще крепче и в то же время оттолкнуть. У фейри – в отличие от меня – в плане стеснительности табу нет. Мое смертное тело отдает потом и страхом. Я не знаю, куда деть руки, как обнимать, насколько глубоко вонзать ногти в его плечи. И хотя я знаю, что следует обычно за поцелуями и что ищут его пальцы на моем покрытом синяками бедре, скрыть неопытность не удается.
Локк отстраняется, смотрит на меня, и я из последних сил гашу панику.
– Останься, – шепчет он.
В первое мгновение я думаю, что он предлагает остаться с ним здесь, и сердце несется прытью, подстегнутое желанием и страхом. Но потом понимаю, что речь идет о вечеринке, на которой будут и его друзья. Невидимые слуги, кто бы они ни были, должно быть, уже готовят дом, и вскоре в саду будет танцевать, например, мой несостоявшийся убийца Валериан.
Ну, может, и не танцевать, а стоять, неловко прислонившись к стене, с выпивкой в руке, повязкой на ребрах и новым планом убийства в сердце. Если не с прямым приказом от Кардана.
– Твоим друзьям это не понравится. – Я соскальзываю со стола.