Жестокое эхо войны

– Ну как же не приедут, Ефим?! – подбодрил он уверенным голосом. – Вокруг столько людей! Кто-нибудь наверняка позвонил и сообщил о перестрелке. Что с патронами?

– Вроде есть. – Баранец неуверенно поглядел на свой пистолет.

– Вроде на огороде, товарищ старший лейтенант! – с шутливой строгостью отчитал Васильков подчиненного. – Считать надо выстрелы! Кинь пустой магазин…

Снаряжая патронами магазин товарища, майор успевал бросать взгляды на окна и дверь. При необходимости вскидывал пистолет и производил выстрел. За семь-восемь минут перестрелки ему удалось уложить того коридорного черта в картузе и задеть парочку нападавших – он отчетливо слышал их стоны и сдавленные матюги.

Однако радости от этого было мало. Сашка догадывался, что охрана нового корпуса Таганского военкомата ликвидирована так же, как и охрана старого. Милиция почему-то задерживалась. На помощь жильцов из соседних домов рассчитывать не приходилось – никто из них добровольно под бандитские пули не полезет. А боеприпасов с каждой минутой становилось все меньше.

Обстоятельства складывались не лучшим образом, но Васильков виду не подавал. Не хотел он, чтобы его напарник запаниковал и наделал ошибок.

* * *

Накрепко обосновавшись в мельнице, разведчики держались.

Немчура наседала. В группе появились потери: одного бойца убило – винтовочная пуля снесла часть лобовой кости. Другой был ранен в бок, но пока держался и стоял на ногах.

Через небольшой проем в стене старшина садил из карабина, удерживая ручей и не пропуская через него атакующих. Двое разведчиков контролировали высокий дверной проем, к которому через лес петляла заросшая травой и кустами грунтовка. Васильков отвечал за оконные проемы, один из которых был разломан до фундамента и фактически превратился во вторую дверь.

В разгар боя он заметил трех фрицев, бегущих снаружи вдоль оконной стены по обломкам разбитого булыжника. Он хладнокровно прицелился и выстрелил в первого. Тот упал. Второго он ранил. А в третьего выстрелить не получилось – у немецкого «MP-40», верой и правдой служившего два года, вдруг заело затвор.

Дело плевое, но для решения требует нескольких секунд. А их не было. Третий – высоченный рыжеволосый фашист с белесыми ресницами и красными как у быка глазами, с закатанными по локоть рукавами – ворвался сквозь разломанное окно внутрь мельницы. Первым он заметил Сашку и побежал к нему, держа в руках винтовку с примкнутым ножевым штыком.

В рукопашной схватке это было страшное оружие, и немец предвкушал легкую победу. Надежды на товарищей у Сашки было мало, в том смысле, что все они палили по своим секторам и в суматохе могли не заметить появившегося внутри мельницы фрица.

Все, что Васильков успевал сделать, – это отпрыгнуть за торчавшее из стены почерневшее от времени бревно, служившее когда-то осью огромного колеса с лопастями.

Фашист был так в себе уверен, что попытался достать Василькова из-за бревна.

Наивный!

Выставив далеко вперед ногу, он сделал выпад. Штык порезал гимнастерку, ободрал на плече кожу, но от большей беды разведчик уберегся. Убрав в сторону корпус, он одновременно врезал тыльной частью автомата по выставленной под бревном ноге.

Рыжий немец взвыл от боли, но следующий удар в голову заставил его замолчать. Сашка вложил в удар всю свою немалую силу и дал так, что бакелитовые накладки автомата разлетелись в разные стороны. Упал и фашист со свернутой набок челюстью.

Отбросив автомат с заевшим затвором, Александр схватил немецкую винтовку, и сделал это вовремя. За окнами больше никого не было, но возле двери образовалась свара. Один из наших бойцов получил ранение и корчился на полу, другой противостоял сразу двум фрицам.

Сашка без раздумий бросился помогать и всадил плоский штык в висок ближайшего немца. Второй тотчас исчез, но тоже далеко не ушел – старшина подстрелил его из своей амбразуры.

Никто из разведчиков не знал, сколько осталось в лесу немцев и что они намерены делать дальше.

Прошло минут пять. Вокруг было тихо – ни выстрелов, ни шорохов, ни голосов.

Больше на штурм старой мельницы гитлеровцы не отважились. Видно, поджидали подкрепление. А может быть, и совсем ушли.

В голове у Василькова даже родилось подозрение, что разведчикам удалось уничтожить взводного командира и всех унтеров. Ведь в поведении фрицев всегда господствовал шаблон. Остался в живых завалящий ефрейтор – подразделение сохраняет боеспособность. А убили его, и все – нет подразделения; они уже не вояки, а простая толпа. Это в Красной Армии обстояло иначе: поубивай хоть всех командиров, всегда найдется отважный рядовой, который возьмет на себя ответственность и крикнет: «Внимание, взвод! Слушай мою команду!» И взвод остается боеспособным.

Подождав еще немного, разведгруппа осторожно, ползком, покинула мельницу. Собравшись в лесу, оказали помощь раненым. И, прихватив убитого товарища, исчезли в густой чаще…

А к утру благополучно добрались до своих.

* * *

Одна из пуль шибанула по стене и неудачно срикошетила Баранцу в голову. Ударила вроде несильно, но кожу содрала, отчего щеку, подбородок и плечо залило кровью.