Жестокое эхо войны

Но и тут обломилось. Тихарь, паскуда, так наловчился стрелять, что либо не давал высунуться, либо дырявил корешам шкуры. Итогом этого наскока стал второй раненый.

Спустя минуту-другую засевшие в кабинете тихарь с дружком перегруппировались: молодой удерживал дверной проем, а старший палил по окнам. В банде появился третий подранок, и стало совсем туго.

Беспалый предложил навалиться разом, чтоб через все дырки одновременно. Рискнули. И получили второй труп и тяжело раненного корешка.

И тогда Дед Сафрон вскипел:

– Лавр, тащи гранаты!

* * *

После взрыва первой же гранаты сопротивление двух упрямцев прекратилось. Кореша ворвались внутрь задымленного помещения, готовые нашпиговать пулями любого, кто шевельнется. Но таких не было. Между столов на полу валялись горели листы бумаги, что-то дымило.

Впереди, разбрасывая искалеченную мебель, уверенно шел Лавр с немецким «вальтером» в руке. Лицо его перекашивала злоба. Правая щека была перепачкана кровью – пистолетная пуля прошла по-над виском, раскроив кожу и оторвав верхний кусок уха. Рана саднила и кровоточила. Но злоба распирала гончего не от боли, а от обиды и досады. Как же так?!

Благодаря врожденной осторожности он считал себя неуязвимым. Несмотря на возраст, делишек за плечами накопилось – не перечесть. И ни разу не схватили за руку, не сломали в драке ребер, не полоснули финкой, не подстрелили. А тут – нате вам, получите-распишитесь! Да ладно бы вышло нормальное ранение, а то ведь сплошное издевательство! Что теперь про него скажут академики? И эти… два огольца из банды Беспалого?.. Наверняка будут хихикать за спиной, клопы подматрацные…

Недалеко от входа лежал труп пожилого подполковника. Этот получил порцию свинца в самом начале, в затяжной перестрелке не участвовал. Перешагнув через него, Лавр остановился над молодым парнем, лежащим на залитом кровью полу. Признаков жизни тот не подавал. Впрочем, если душа еще и теплилась в теле, то минуты его были сочтены, так как от большой потери крови лицо и руки лежащего стали совершенно белыми.

Нет, мальчишка Лавра не интересовал. Он искал того высокого брюнета, что маршировал по Глотову переулку пружинистой походкой и острым взглядом пронизывал обстановку вокруг. А сегодня появился в Глотовом переулке с белым прямоугольником пластыря на подбородке.

Вот он, падла! Из-за опрокинутого стола выглядывала нога лежащего человека. Пыльная брючина, высокий кожаный ботинок, зашнурованный до самого верха, темный носок.

Лавр пнул сломанный стул и, подойдя вплотную, встал над поверженным противником.

Тот был жив. Из носа и ушей хлестала кровь – белый прямоугольник пластыря на подбородке стал темно-красным. Грудь при дыхании медленно вздымалась, а указательный палец правой руки подрагивал. Видать, тихарь и в беспамятстве продолжал палить по своим недругам.

Осторожно потрогав поврежденное ухо, Лавр поднял валявшийся «ТТ», проверил магазин. В нем оставался последний патрон.

– Для себя берег, сучара, – процедил юнец, пряча трофей в карман.

Криво усмехнувшись, он прицелился брюнету в голову… но нажать на спусковой крючок не успел.

– Лаврушка! – послышался резкий окрик.

Так в банде его называл только Дед Сафрон. Лавр опустил оружие, обернулся.

– Живой тихарь-то?

– Живой, падла.

– Ну, тогда не торопись делать глупости. Кончить его мы всегда успеем. Надобно вот с этим разобраться… – Дед рассматривал одну из папок. – Сдается мне, этот швейцар нам еще пригодится. Обыщи-ка его и прикажи отнести в «полуторку». А вы… – поворотился он к другим корешам, – хватайте эти стопки и на выход.

* * *

Результаты налета на военкомат главари оценивали по-разному. Беспалый, к примеру, демонстрировал на своей вывеске^[33] полное удовольствие. А чего ему было не радоваться? Дело сделано! Наколка от Вано сработала, каждое его слово оказалось правдой, а в кузове «полуторки» тряслось на кочках несколько связанных стопок из «личных дел» бывших вояк. Там их никак не менее тысячи! Никто из оставшихся подопечных Беспалого не пострадал. Потому, сидя на заднем сиденье легковушки, он пребывал в отменном настроении и дымил в открытое окошко дорогой папиросой.

Дед Сафрон сидел рядом. Он угрюмо глядел на проплывавшие мимо кварталы частного сектора (банда возвращалась на хату западным пригородом, минуя оживленные столичные районы) и придерживался другого мнения.

Да, «личные дела» бывших вояк худо-бедно захватили. Однако помимо них в кузове «полуторки» лежали два убитых корешка. Одного пуля сразила в голову в самом начале штурма, другому повредила шейную аорту и позвонки; отошел он тихо – без криков, но в страшной агонии. Благо хрипел и мучился всего минуту.

Еще четверо получили ранения: Лаврушка с Антипом отделались царапинами, а два старых кореша изрядно попортили себе шкуру. В их выздоровлении Сафрон не сомневался, однако на лечение уйдут долгие недели.