Жестокое милосердие

Когда они скрываются из виду, я оборачиваюсь к Анне. Та медленно съезжает по стене и садится прямо на пол. Одинокая слеза скатывается по щеке, герцогиня сердито смахивает ее, и я замечаю, что рука дрожит. Куда подевалась отважная и гордая правительница? Передо мной до смерти напуганная девочка, пытающаяся призвать гнев и хотя бы так отгородиться от подлой силы, с которой довелось столкнуться. Уже не думая о титулах и чинах, я опускаюсь рядом на колени и обнимаю ее за плечи, притягивая к себе. Какими словами поддержать и утешить ее?.. Говорить я не мастерица, поэтому произношу только одно:

— Вы так храбро держались, что он хорошенько подумает, прежде чем снова предпринять нечто подобное. С вами или с кем-то еще.

У Анны вырывается рыдающий вздох:

— Мадам Динан сказала, что ей нужно поймать пажа и отправить письмо. Я удивилась, но в последнее время она была довольно рассеянна, да и мы с ней не особенно ладили. Могла ли я думать, могла ли я подозревать, что она… что она так…

У нее перехватывает горло.

— Идемте, — говорю я. — Идемте скорее в ваши покои. Подняться сможете?

А сама уже прикидываю, как быть, если у нее не хватит сил встать. Нести ее я не смогу, оставить здесь и побежать за помощью — тоже.

— Смогу, — с железной решимостью отвечает она.

Я встаю первая и подаю ей руку, потом медленно веду в ее покои. Нам попадаются какие-то придворные, и всякий раз Анна прикладывает усилия, чтобы выпрямиться и горделиво нести голову; она держится с таким царственным достоинством, что любопытные взгляды почти не касаются нас.

Добравшись наконец до солярия, я с облегчением убеждаюсь, что мадам Динан туда не вернулась. Фрейлины, сидящие в комнате, почтительно встают.

— Оставьте нас, — отсылает их Анна.

Ни я, ни приближенные дамы еще не слышали, чтобы она так резко распоряжалась. Они удивленно и даже испуганно переглядываются, но ослушаться не дерзают.

— Постойте, — окликает она, и те замирают, точно собачки, натянувшие поводки. — Приготовьте мне горячую ванну!

Фрейлины вновь переглядываются, и у одной хватает смелости спросить:

— Не стоило ли бы нам остаться и помочь вашей светлости?

Анна вопросительно оглядывается на меня. Я чуть заметно качаю головой, и она отвечает:

— Нет, мне будет прислуживать госпожа Рьенн. Ступайте.

И они спешат за дверь, точно стайка голубок, которых спугнули с насеста. Мы остаемся наедине, дверь прочно закрыта, и герцогиня принимается беспощадно сдирать с себя нарядное платье. Сперва я пугаюсь, уж не приключилось ли с ней запоздалой истерики, но потом слышу, как она шепчет:

— Не хочу больше чувствовать на себе его липкие пальцы!..

Ее голос прерывается, и я спешу ей на помощь.

Она рвет воротник, тянет рукава, даже не дожидаясь, пока я расшнурую корсаж. Трещит ткань, на пол сыпется мелкий жемчуг.

— Ваша светлость, — бормочу я, — этак от платья совсем ничего не останется.

— Этого я и хочу, — шепчет она в ответ. Платье падает к ногам, и герцогиня пинком отшвыривает его. — Ни за что больше не надену! Никогда в жизни!

Она дрожит, оставшись в одной рубашке, и кажется еще более юной и беззащитной, чем недужная Изабо.

В дверь стучат. Я сдергиваю с себя плащ и кутаю в него герцогиню, после чего впускаю фрейлин с принадлежностями для ванны. Они наполняют медный чан горячей водой, разводят в очаге огонь, выкладывают чистые льняные полотенца и неуверенно переминаются, не зная, как быть дальше.

— Ступайте, — устало произносит Анна.

Когда они скрываются за дверью, я отворачиваюсь, чтобы дать ей возможность без посторонних глаз ступить в ванну. Будучи высокородной и высокопоставленной особой, она всегда была окружена слугами. Кто-то тер ей спину, подавал полотенце, расчесывал волосы. Никого не оказалось рядом лишь в мгновение величайшей нужды!

Я снова чувствую закипающий гнев:

— Вымыть вам голову, моя герцогиня?

Уголок ее рта ползет вверх — девочка мужественно силится улыбнуться.

— Вас, убийц, и этому обучали?

Я улыбаюсь в ответ:

— Нет, просто мы с сестрами по оружию временами помогали друг дружке.

Ее темно-карие глаза не покидают моих:

— Сегодня, по-моему, мы с тобой тоже стали сестрами по оружию. Почту за честь, если ты сделаешь для меня то же, что делала для подруг.

Я низко кланяюсь ей, преисполняясь смирения:

— Конечно, ваша светлость.

Взяв кувшин, наполняю его из ванны теплой водой и смачиваю ее длинные каштановые пряди. Я еще не видела герцогиню с распущенными волосами; какие они шелковистые и густые! Я молча намыливаю их и ополаскиваю. Она пользуется мылом, пахнущим розами.

— Когда я вымоюсь и оденусь, надо будет послать за Гавриэлом, — окрепшим голосом произносит она.

— Вы желаете в первую очередь поговорить именно с ним? — спрашиваю я, польщенная доверием, которое она оказывает Дювалю.

Она оглядывается на меня.

— Именно с ним, — очень серьезно повторяет герцогиня.

Я выливаю на ее волосы очередной кувшин чистой воды.

— Когда я родилась, — продолжает она, — мой отец отозвал Гавриэла в сторонку и заявил, что с этого дня вверяет меня его чести, назначая его хранителем моей безопасности и моего счастья.

— Сколько же лет ему было тогда?