Жестокое царство

Дверь захлопывается, едва не ударив ее в бедро, но Джоан не спешит, потому что, пройдя вперед, они окажутся в свете прожектора – другого чертова прожектора. Подсадив Линкольна повыше, она ускоряет шаг, чтобы зайти в тень. Миновав клетки с паукообразными обезьянами, она замедляет ход и идет в спасительной тени. Хотя попадаются фонарные столбы и видны гирлянды висящих фонариков, сейчас они оказались в темной зоне на краю игровой площадки.

Сквозь облако неясным пятном просвечивает луна. Луна, словно призрачный галеон, заброшенный в пучину облаков. Строчки из стихотворения, которое читал ей дядя. А еще: Доброй ночи, моя спальня, доброй ночи, луна, доброй ночи, никто. Однажды, сразу после свадьбы, они с Полом стояли на крыльце и увидели огромную оранжевую, низко висящую луну, как будто нарисованную Дали. Они вышли из дома, не заперев дверь, и несколько миль шли за луной, взявшись за руки, приближаясь к ней все ближе и ближе, иногда переходя на бег. Вот они поворачивают за угол, и до луны рукой подать, а потом вдруг сразу она возвращается на небо, приобретая обычный размер и цвет, и они бредут домой, словно увидели общий сон.

Неподалеку от фонарей на столбах струится свет, на бетоне видны яркие конусы. Здесь мозаика света и тени. На краю игровой площадки, вокруг нее, тропический полумрак: пучки пампасной травы. Заборчики, сооруженные из деревянных реек и канатов. Колышущиеся банановые листья.

Джоан рассматривает игровые конструкции, сделанные из стекловолокна и металла. Здесь есть горка, на которую любит забираться Линкольн. По очертаниям она напоминает гигантский кактус. Стоят в ряд молчаливые африканские барабаны. На шестах висят деревянные маски – черные с золотом, с открытыми ртами и слегка демоническим выражением. У одной из них язык похож на пенис, хотя отсюда эта маска не видна. Всё это она видела бессчетное число раз, хотя редко вечером и редко без толп народа. Здесь нет распростертых тел и луж крови. Если бы не горюющая обезьяна и не мелкие осколки стекла, забившиеся в подошвы ее сандалий и слегка поскрипывающие, она подумала бы, что вообразила себе эти несколько прошедших часов.

Она замирает, прислушиваясь, постоянно прислушиваясь. Ожидая, когда тени зашевелятся и превратятся в мужчин. Поблизости звенят китайские колокольчики, и кажется, что в любой момент может появиться фея. Ветер подхватывает эхо, закручивая его так и сяк, и нежная мелодия несется к ней с разных сторон.

Она ловит себя на том, что чуть не раскачивается в такт колокольчикам. Хотя она и напряжена, но с того момента, как услышала поющих парней, страх отступил. Она поражается собственному спокойствию. Нет, это не совсем так, она не спокойна, но сосредоточенна и без придыханий думает о тех ранних моментах, когда ей казалось, она развалится на куски. Наверное, невозможно бесконечно пребывать в столь сильном испуге.

У ее ноги лежит камень, покрытый зеленым мхом, немного светящимся. Кровь у нее из ладони почти не идет.

Почувствовав какое-то движение слева, более заметное, чем при раскачивании ветки или хлопанье крыльев птицы, Джоан замирает. Но, обернувшись, она видит только пеструю африканскую собаку, расхаживающую в сумраке своего вольера. Собака очень тощая – кожа да кости. Она бродит взад-вперед вдоль ограждения клетки. Обычно их здесь две, но Джоан видит только одну. У собаки голодный и несчастный вид, словно она задумала сбежать.

Джоан представляет себе, как зверь находит на заборе задвижку.

Из-за облака выглядывает луна. Окружающий ландшафт светлеет, становясь призрачным. Джоан проходит мимо игровой площадки, держась края тропы, где тени гуще. Деревьев довольно много, и она идет под ветвями, ближе к стволам, часто останавливаясь. Они проходят высокую ограду, скрывающую носорога, и одинокая собака пропадает из поля зрения. Впереди вольер со слонами, а за ним появляется крытая соломой крыша кафе «Саванна», у дальней стены которого стоят торговые автоматы. Они почти пришли.

Джоан всматривается в дорожку перед собой. Детская чашка лежит на бетоне, рядом лужица. Джоан обходит чашку, торопясь пересечь пятно освещенной земли и снова оказаться в темноте, рядом с бамбуковым ограждением слоновьего вольера.

Она не позволяет себе оглядываться на брошенную чашку.

Она не позволяет себе думать о женщине с ребенком. Она не позволяет себе думать о той женщине, которая сканировала сегодня их членский билет, говоря Линкольну, что ей нравятся его кудряшки, и о бабушке с маленькими девочками, которые шли перед ними всего минуту или две. Видела ли она фигуру женщины в темно-синем платье? И были ли на девочках розовые колготки? Она старается также не думать о мальчике в очках, который поднял Тора, когда Линкольн уронил его на тротуар.

Она не позволяет себе сомневаться.

Она как будто чувствует за спиной присутствие детской чашки.

19:06