Интересно, неужели живой колобус притащил сюда мертвого? Совершает ли он похоронный ритуал? Скорбит ли он? Наверное, тот несчастный колобус прожил какое-то время после того, как его подстрелили, пытаясь выбраться отсюда, а невредимый колобус последовал за ним. Почему вообще все обезьяны не убежали подальше при первых же выстрелах и почему эта обезьяна все еще здесь? Наверное, не смогла выбраться из-за закрытой двери и в конечном итоге вернулась сюда или же осталась стоять в дозоре у тела.
Обе, Джоан и обезьяна, оцепенели, не желая примириться с присутствием каждого. Обезьяна в задумчивости поглаживает пальцем белую бороду, но головы не поднимает.
Все дело в стеклянных перегородках. Собака или кошка – одомашненное животное – это совсем другое. Перед тобой дикое животное – не домашний любимец, а настоящий зверь с непредсказуемым поведением. Тебе он кажется милым и очаровательным, и это может быть правдой, но он без сожаления покусает или оцарапает тебя. Покрытые коростой большие пальцы рук или соблазнительные мочки ушей. Невозможно разгадать дикое существо.
Ей нельзя больше пребывать здесь в оцепенении. Можно развернуться и пойти другой дорогой, но тогда придется долго кружить между вольерами с орангутангами, гигантскими выдрами и другими животными, которых она не помнит. Ей придется возвращаться по освещенному настилу, так что лучше уж идти вперед.
– Мамочка? – произносит Линкольн, по-прежнему склоняя к ней голову.
– Ммм?
– Что делает эта обезьяна?
– Наверное, просто думает.
– Обезьяны разве думают? – спрашивает он, и она заключает, что да – хорошо, что они сдвинулись с места, поскольку смена обстановки – притаившиеся в коридорах дикие звери – помогла ему выйти из оцепенения.
– Да, – отвечает она.
– А они кусаются?
Она вынуждена признать, что вопрос этот более уместен.
– Не думаю. – (Это неправда.) – Если их не пугать.
– Как шмелей?
– Что-то вроде того.
Пока она говорит, колобус поднимает лапу над головой, и это внезапное движение заставляет ее отпрянуть. Он, зевая, открывает рот. У него длинные и острые, как у вампира, клыки. Но он всего лишь теребит свою шерсть.
Она намерена, не угрожая животному, идти медленно и спокойно. Но сначала она, взглянув на осколки стекла на полу у себя под ногами, садится на корточки и осторожно берет в руку самый большой осколок почти треугольной формы. Она чувствует резкую боль в ладони и понимает, что порезалась, но с трудом встает с сыном на руках и перехватывает осколок стекла. Ее устраивает, что стекло такое острое.
Джоан смотрит на обезьяну, на ее закрытую пасть, полную зубов. Однажды, когда по телевизору шел какой-то ужасный выпуск новостей, ее дядя сказал, что, если бы он наткнулся на грабителя, наставляющего оружие на дорогого ему человека, и если бы у него самого был в руке пистолет, он не уверен, что мог бы заставить себя нажать на спусковой крючок. Он думал, что, наверное, он нехороший человек, раз может допустить, чтобы пострадало дорогое ему существо, поскольку ему невыносима мысль об убийстве другого человека.
Если бы кто-нибудь попытался причинить вред Линкольну, она разнесла бы ему голову.
Если к ним приблизится эта обезьяна, Джоан будет метить ей в глаз. Она перережет зверю глотку.
Джоан поворачивает направо, прижимаясь к клетке с беличьими обезьянками. И все это время она наблюдает за колобусом. В какой-то момент он поворачивает к ней голову, но не смотрит прямо на нее, а лишь следит за ее движениями. Она медленно продвигается по дорожке – ладонь намокла от крови – и в конечном итоге оставляет обоих колобусов позади. Потом оглядывается назад и видит, что живая обезьяна сидит на том же месте рядом с мертвой.
Дорожка поворачивает. Джоан проходит мимо гиббонов и тамаринов, на полу мокрое пятно, как от пролитой содовой, а прямо впереди – клетка с лемурами. Все другие стеклянные витрины целы. Клетки тускло освещаются круглыми светильниками, укрепленными на потолке и напоминающими луну.
До входной двери Джоан добирается быстрее, чем ожидала, и, стоя у двери, внимательно изучает то, что снаружи. По обеим сторонам двери – уличный вольер для паукообразных обезьян, так что ей виден только узкий коридор прохода, небо, а также край игровой площадки и две пустующие зеленые скамьи.
Наклонившись, она кладет на пол кусок стекла. Ей не хочется порезаться еще больше, к тому же стекло не спасет от вооруженных парней.
– Мы уже пришли к автомату с едой? – спрашивает Линкольн из-за ее плеча.
– Почти, – говорит она, толчком открывая дверь.
Воздух снаружи почему-то холоднее, чем казался за несколько минут до того. Но ей нравится, как он холодит кожу. Джоан предпочитает открытый воздух, пространство, отсутствие стен, хотя отдает себе отчет, что не так давно думала противоположное. Она смотрит на небо с его перистыми облаками, похожими на растрепанную вату: его высота и ширь даруют покой.